— По крайней мере, до сих пор.
— Что могу сказать, это прекрасная патриотическая история, — отозвался Фордис, немного резким тоном, но Гидеон заметил, что небольшая проникновенная речь имама смогла выбить почву из-под ног агента.
Остальная часть интервью хромала и, в конце концов, завела в тупик. Имам настаивал на том, что в мечети не было никаких радикалов. Его паства в основном состояла из новообращенных, и практически все из них были американскими гражданами. Финансирование мечети и школы производилось на добровольных началах, Вся информация касательно этого уже была передана ФБР. Все благотворительные организации были зарегистрированы, и, опять же, все эти записи были предоставлены ФБР. Да, среди прихожан было несколько противников войн в Ираке и Афганистане, но, опять же, некоторые из его прихожан несли службу в Персидском заливе. Да, они преподавали арабский язык, но, в конце концов, это был язык Корана и он не подразумевал некой скрытой приверженности каким-то конкретным политическим взглядам или предрассудкам.
И на этом их время истекло.
Покидая мечеть и пробираясь сквозь толпы органов охраны правопорядка, Фордис молчал, заметно помрачнев после допроса имама. Наконец, когда они подошли к «Шевроле Субурбан», у него вырвалось:
— История этого парня выглядит хорошо. На мой взгляд, даже слишком хорошо.
Гидеон кивнул, соглашаясь с ним.
— Строит из себя настоящего Горацио Элджера. Но, если он лжет, то он чертовски в этом хорош. К тому же все его истории достаточно легко проверить.
Гидеон воздержался от комментариев и фраз типа: «Я сразу его раскусил», давая возможность агенту выговориться.
— О, даже не сомневайся, я все это проверю. Но такие парни, как он, обычно всегда осторожны и не оставляют явных следов.
— Возможно, стоит выяснить, почему он покинул католическую церковь.
— И я бы дал тебе десять шансов к одному: он надеется, что мы именно это и сделаем, учитывая то, как он подчеркнул эту часть своего прошлого.
Они приблизились к группе протестующих, загнанных полицией за ограждения, их громкие, сердитые крики, звучали громко и пронзительно в спокойном пустынном воздухе, и действовали на нервы, словно наждачная бумага. Во всеобщей какофонии отдельные голоса слышались то громче, то тише.
Внезапно Фордис остановился и склонил голову.
— Ты это слышишь?
Гидеон замер и затих. Кто-то кричал о каньоне и постройке бомбы.
Они подошли к протестующим. Увидев, что они наконец-то привлекли к себе внимание, участники пикета стали кричать громче и яростнее размахивать плакатами.
— Хорошо, хорошо, мы вас услышали, а теперь замолчите на минуту! — Фордис стал бегло вглядываться в лица толпы и, наконец-то, ткнул пальцем. — Вы! Что вы только что сказали?
Молодая женщина, одетая в западном стиле — сапоги, шляпу и ремень с массивной пряжкой на поясе — вышла вперед.
— Они собираются в Медном Каньоне незадолго до заката...
— Вы сами их видели?
— Да, видела.