– Ее сказка лучше всех остальных! – звенели они своими колокольчиками-голосами. – Прелестная рассказчица должна быть нашей королевой.
Но тут появилась Диана и, опустившись на цветок дикого левкоя, рассказала им правду-быль о том, как злой, страшный, угрюмый, дикий медведь стал добрым и кротким, с тех пор как в его берлоге появилась крошечная фея, и как он полюбил фею, как заботился о ней и как ему не хотелось расставаться с нею. А в заключение она рассказала и о том, как самой фее жаль было оставлять Мишку одного, с разбитым сердцем.
Эта сказка была так хороша, что даже соловей затих, прислушиваясь к красивому повествованию.
И маленькие эльфы плакали, слушая сказку Дианы, плакали, слушая сказку о разбитом медвежьем сердце.
И когда она кончила рассказывать, цветы и феи, соловьи и ночные бабочки аплодировали ей.
И все в один голос выбрали ее королевой.
Светляки зажглись в траве и осветили картину ночного майского праздника. Диану посадили на трон, и многочисленная свита воздушных маленьких фей старалась предупредить любое желание новой королевы.
Но королева смотрела на всех печально своими красивыми глазками.
Ей представлялась далекая, темная берлога, невзрачная постель из старых листьев и мха и одинокий, бедный, печальный медведь, думающий с тоскою о ней – королеве…
Широко раскинулись огромные палаты именитого боярина Коршуна… Богат и знатен боярин. Много у него всякого добра в больших укладках и ларцах напрятано. Много тканей, бархата, парчи, мехов, собольих да куньих, да камней самоцветных и зерен жемчужных схоронено под крышками тяжелых кованых сундуков. По всему дому, неслышно скользя, снуют челядинцы (слуги) боярина. Много их у него. И все-то они сыты, одеты и обуты. Для всех них много хлеба и всякой снеди в амбарах и кладовых боярских припасено.
Любит боярин вокруг себя видеть сытые, довольные, радостные лица. И чтобы довольны были своей жизнью слуги боярские, чтобы радостно улыбались и восхваляли они своего боярина честь честью, ничего для них Коршун не жалеет.
Кушайте, мол, сладко, пейте досыта!
Кушает вволю боярин, кушает и челядь его пироги подовые, масляные, всякую живность, кур да уток, пьет пиво да брагу, мед да вина заморские с боярского стола вдоволь, досыта.
А чтобы сытно кушать да вкусно пить боярину Коршуну, его семье и челяди, собирает боярин дань со своих мужиков, которых ему давно с вотчинами пожаловал батюшка-царь. Мужики до пота лица трудятся, хлебушка нажнут, обмолотят, смелют и боярину Коршуну шлют; и пряжи всякой посылают, и полотна.
И живет боярин трудами своих мужиков-работников, живет припеваючи.
Только однажды послал гонцов боярин по своим вотчинам и деревням, чтобы собрать с мужиков обычную дань, а гонцы встревоженные и взволнованные назад воротились.
– Ничего не привезли тебе, боярин! В твоих деревнях Чародей Голод поселился. Он там хозяйничает, – говорят ему. – Из-за него в этот раз ничего от мужиков твоих получить нам не пришлось.
Крут был нравом, вспыльчив боярин Коршун.
– Какой такой чародей, – кричит. – Какой такой Голод? Знать его не знаю, ведать его не ведаю! Чтобы было мне все по-прежнему: и мука, и полотно, и пряжа – все, чем мне мужики мои до сих пор челом били!
Испугались боярские гонцы хозяйского гнева. Стоят ни живы ни мертвы перед боярином. Дрожат, трясутся…
– Ничего, боярин-батюшка, поделать нельзя, – снова лепечут. – Засел крепко-накрепко в твоих деревнях Чародей Голод, всеми мужиками твоими распоряжается, словно в тисках их держит, поля их сушит, коровушек и лошадей губит. Скоро до самих мужиков доберется!
– Ой ли? – гаркнул боярин. – Ой ли? Неужто ж так силен и могуч Чародей Голод?