Как раз в это время весь дворец дрогнул от бешеных криков восторга. Это толпа народа с королевскими слугами во главе собралась на улице славить своего короля.
Но короля уже не было во дворце… Раскрашенная картинка лежала на прежнем своем месте, в окне магазина, а на раскрашенной картинке красовался опять бумажный король, прежний, великолепный король в короне и дорогой мантии.
Он протер свои бумажные глаза и произнес с удивлением:
– Так это был сон? И только сон?
В самом деле, это был сон и только сон бумажного короля, который впервые провел ночь при открытых ставнях…
Золотые звезды, сиявшие с неба, подтвердили это королю.
Золотые звезды добавили еще что-то.
Добавили так тихо, что это мог услышать один только бумажный король.
Они сказали:
– Жаль нам маленького бумажного короля. Он так горячо и искренно хотел быть настоящим королем, чтобы сделать счастливой свою большую страну. Бедный маленький бумажный король! Он забыл, что мало одного желания! Не бумажным королям с раскрашенной картинки быть повелителями миллионов людей. Так пусть же он довольствуется своей скромной долей привлекать искусно раскрашенной картинкой взоры прохожих…
Так говорили золотые звезды…
Шумел лес, гудел ветер, столетние сосны плакали и стонали… Старая колдунья Метель кружилась в дикой пляске. Дед Мороз смотрел на нее, хлопал в ладоши и восклицал с довольным видом, потирая руки:
– Лихо! Ой, бабушка Метелица, лихо!
А лес шумел, и старые сосны стонали и плакали. Кругом было темно. Звери попрятались к себе в берлоги, чтобы переждать в них лютую непогоду. Им было весело, тепло и уютно. У всех у них были семьи, были добрые, ласковые детки, были родные.
У серого Мишки не было никого. На всем белом свете был совсем одинок серый лохматый Мишка. И жил он, как отшельник, один-одинешенек в самой чаще леса, и никто никогда не заглядывал к нему.
Он был большой-пребольшой и сильный-пресильный, такой большой и такой сильный, что все его собратья-медведи казались слабыми малютками в сравнении с ним.
И все звери его боялись: и зайцы, и лисицы, и волки, и медведи; да, даже медведи боялись его, когда он шел по лесу весь всклокоченный, огромный и страшный, со сверкающими глазами; и как только он своей неуклюжей, тяжелой поступью выходил из берлоги, все убегали, сворачивая в сторону с его пути.
А между тем он никому не делал зла и был страшен только потому, что одичал в одиночестве.
А одиноким он стал давно. Давным-давно пришел он в этот лес из глухого, черного бора и поселился здесь, в чужом лесу, в новой, наскоро им самим вырытой берлоге.
Люди отняли у него медведицу-жену и детей-медвежат, убили их, а его самого ранили пулей. Эта пуля крепко засела в толстой медвежьей шкуре и напоминала ему о том, что люди – его враги, что они сделали его несчастным на всю жизнь. И серый Мишка ненавидел людей, как только можно ненавидеть самых злейших врагов. И зверей он ненавидел: ушел от них в лес подальше и не хотел дружить с ними. Еще бы! Ведь они были счастливы по-своему, а ему, одинокому, обиженному и одичавшему, было больно смотреть на чужое счастье.
В те дни, когда кружила метель и завывал ветер, он чувствовал себя лучше и легче, и веселее становилось у него на душе. Он залезал в свою берлогу, лизал лапу и думал о том, как злы и жестоки люди и как он ненавидит их, он – большой, серый, косматый медведь.
Шумел лес, кружила метелица, и старые сосны скрипели…