— Вот бог послал свистуна, — говорила она вполголоса. — Эк посвистывает, чтоб он лопнул, окаянный басурман.
— А что? — сказал смотритель, — что за беда, пускай себе свищет.
— Что за беда? — возразила сердитая супруга. — А разве не знаешь приметы?
— Какой приметы? что свист деньгу выживает. И! Пахомовна, у нас что свисти, что нет: а денег всё нет как нет.
— Да отпусти ты его, Сидорыч. Охота тебе его держать. Дай ему лошадей, да провались он к черту.
— Подождет, Пахомовна; на конюшне всего три тройки, четвертая отдыхает. Того и гляди, подоспеют хорошие проезжие; не хочу своею шеей отвечать за француза. Чу! так и есть! вон скачут. Э-ге-ге, да как шибко; уж не генерал ли?
Коляска остановилась у крыльца. Слуга соскочил с козел, отпер дверцы, и через минуту молодой человек в военной шинели и в белой фуражке вошел к смотрителю; вслед за ним слуга внес шкатулку и поставил ее на окошко.
— Лошадей, — сказал офицер повелительным голосом.
— Сейчас, — отвечал смотритель. — Пожалуйте подорожную.
— Нет у меня подорожной. Я еду в сторону… Разве ты меня не узнаешь?
Смотритель засуетился и кинулся торопить ямщиков. Молодой человек стал расхаживать взад и вперед по комнате, зашел за перегородку и спросил тихо у смотрительши: кто такой проезжий.
— Бог его ведает, — отвечала смотрительша, — какой-то француз. Вот уже пять часов как дожидается лошадей да свищет. Надоел, проклятый.
Молодой человек заговорил с проезжим по-французски.
— Куда изволите вы ехать? — спросил он его.
— В ближний город, — отвечал француз, — оттуда отправляюсь к одному помещику, который нанял меня за глаза в учители. Я думал сегодня быть уже на месте, но г-н смотритель, кажется, судил иначе. В этой земле трудно достать лошадей, г-н офицер.
— А к кому из здешних помещиков определились вы? — спросил офицер.
— К г-ну Троекурову, — отвечал француз.
— К Троекурову? кто такой этот Троекуров?
— Ma foi, mon officier… я слыхал о нем мало доброго. Сказывают, что он барин гордый и своенравный, жестокий в обращении со своими домашними, что никто не может с ним ужиться, что все трепещут при его имени, что с учителями (avec les outchitels) он не церемонится и уже двух засек до смерти.
— Помилуйте! и вы решились определиться к такому чудовищу.
— Что же делать, г-н офицер. Он предлагает мне хорошее жалование, 3000 р. в год и всё готовое. Быть может, я буду счастливее других. У меня старушка мать, половину жалования буду отсылать ей на пропитание, из остальных денег в пять лет могу скопить маленький капитал, достаточный для будущей моей независимости, и тогда bonsoir, еду в Париж и пускаюсь в коммерческие обороты.
— Знает ли вас кто-нибудь в доме Троекурова? — спросил он.