Все долго хлопали старому партизану. Его хорошо знали в районе и как лесника, и как партизанского разведчика. Лицо у Егорыча было строгое. И еще строже стало, когда он получал ордена за Наталью и Митю. Он поклонился всем, поблагодарил, что помнят люди о них. Радовался награде и печалился, что нет рядом дочери и внука и что не они сами получают эти награды.
Про Антошу тоже не забыли. Партизанский командир знал, что он с Егорычем ходил в Доброводск на разведку. Знал и о том, как вовремя предупредил об опасности кудеярцев. Обо всем этом рассказал командир и при всех похвалил маленького партизана, поцеловал его и приколол красную звездочку от своей пилотки.
Праздник в клубе затянулся, и Егорыч послал Антошу домой.
— Беги, Журавка, может, мать вернулась. А мне еще побыть тут надо. Я скоро, беги.
Антоша ушел. Идти недалеко, клуб рядом с домом.
В комнате, где они последнее время жили с Егорычем, он увидел двух мальчиков. Тот, что постарше, доставал из рамки мамину карточку, которую Антоша оставил на столе. А мальчик поменьше пытался отломать деревянного дятла, вырезанного на рамке.
— Отдай! — закричал Антоша. — Это моя мама.
Но двое держали рамку и не отдавали.
— Это наша мама! — возразил старший.
А младший повторил:
— Наша! У нас еще есть такая карточка в маминой сумке.
Антоша вырвал карточку и побежал. В него вцепились сразу оба мальчика, младший завопил:
— Мама! Мама!
— Вова! Петя! Что случилось? — раздался строгий голос. Из соседней комнаты вышла женщина. Антоша, не выпуская карточку, запальчиво крикнул:
— Пусть они лучше отдадут мою маму. Это не их мама!
Женщина взглянула на Антошу и совсем тихо произнесла:
— Антоша, сынок! — голос ее дрогнул, но она не заплакала, а молча прижала к себе мальчика.
Вова и Петя исподлобья посмотрели на Антошу. Потом Вова сердито сказал:
— Он не наш. Он не жил с нами никогда.
— Он наш, — возразила женщина. — Он жил с нами. Только ты забыл его, и Петя забыл.
Мальчики насупились и с недоверием смотрели на Антошу, а тот оробел и не поднимал головы. Он боялся взглянуть на женщину, которая называла его своим сыном. Когда же украдкой вглядывался в ее лицо, то тревожился еще сильнее. Нет, это не мама. У мамы на карточке лицо доброе и веселое, а у нее строгое, незнакомое.
На щеке у нее темнел глубокий рубец, оттого так трудно было смотреть на нее. Антоша молчал. Молчала и она. И тоже не находила слова, которое бы успокоило Антошу. Ее опечалила такая встреча. Не потому только, что Антоша не узнал ее, но на его лице была жалость и растерянность, и это печалило ее. Она подошла к окну и долго смотрела на улицу. Наверное, ей вспомнилось что-то страшное, потому что она вдруг закрыла лицо руками и стояла молча.