Пон[едельник], 21. [I].
Катаев задумчиво ходит по комнате, рассказал, что получил из Англии за перевод «Растратчиков»{8} десять фунтов и затем добавил: «А как вы думаете, получу я „Нобелевскую премию“?» Жена Пудовкина{9} говорила, когда ее мужу выдали загр[аничный] паспорт, а ей отказали: «Надо же показывать советскую Россию в Европе, — и разве есть такие женщины в Европе, как я? А мне отказали». Никулин вообще не краснеет, а краснеет лишь тогда, когда я начинаю весело говорить о том, что нам паспорта не дают{10}.
Нищий стоит и открывает двери аптеки. Одной рукой — он за Дверь, а в другой — куча медяков. Когда я сказал: «Холодно на морозе медяки держать», — он ответил: «Куда же я дену, в карман нельзя, беспризорные вытащат». В Баумановском Совете зав. и служащие отдела по беспризорным отгорожены железной решеткой от полу до потолка и сидят за решеткой, как в зверинце. Там же проф. Потемкин, автор проекта «О трудовой школе» в 1918 г., первый из профессоров, перешедший к большевикам, в результате оппозиции и прочего, заведует Секцией охраны птиц.
У Никулина на прошлой неделе было новоселье. Агранов и Раскольников очень хвалили пьесу Маяковского{11}. Кто-то стал сомневаться в драматургических возможностях Маяковского и добавил, что Маяковский совершенно не владеет сюжетом и что в этой пьесе тоже, наверное, сюжета нету. На это Раскольников возразил: «Ну, как же нет сюжета, когда в середине действия все действующие лица сгорают!» Сам Раскольников переделал «Воскресенье», дал Немировичу-Данченко, сей хитрый царедворец пьесу одобрил до необычайности, и на следующей же неделе представил на разрешение «Бр[атья] Карамазовы»{12}!
Пьяные напились и под утро ездили и служили панихиды перед всеми памятниками вдоль кольца «А»{13} и глубже. Объехали все благополучно, но у цоколя А III{14} у них вышли разногласия: служить или нет. Один настаивал на служении, тут их и арестовали.
Написал рассказ «Хорист А. А. Оглобищенко»{15}. Катался на катке. Мать Тамары{16} жалуется, что у них у Земл[яного] Вала климат гораздо хуже, чем на Пречистенке. У нас страстно любят переезжать и в городе неимоверное количество парикмахерских. С. Семенов пришел с новой пьесой «Наталья Тарпова»{17}. Прочел. Ерунда. Впрочем, жить ему, наверное, хорошо: когда в пьесе никаких характеристик, кроме — «партийный» и «беспартийный», не имеют. Это все равно, что судить о человеке по его «истории болезни» — получится такое впечатление, что человек только и делал, что хворал.
5/II.
Жил маленький сотрудник газеты. Похож на монгола. Внезапно письмо: от китайского посланника. (Пошел вначале в ГПУ. Затем туда.) Оказывается: актриса 25 лет назад была в Пекине и прижила его с китайским императором. Теперь он претендент на китайский престол.
Парень приехал в поселок. Не был там 15 лет. Мать и все родные его не узнают. Он называет факты и имена. Увез мать в город. Накупил ей подарков, дал денег, отправил обратно в село. Сам остался в городе. Проезжал мимо поселка. Еще оставил подарки. Оказывается — убил на фронте ее сына. Взял его документы, или даже не взял, а подделал, — замучила совесть, приехал утешить старуху на старости лет.
Заключ[ил] договор на книжку Кооп. о Павлове{18}. По дороге заеду в Нижний и Сормово.
Был Н[иколай] Никитин{19}. Рассказывал о сыне Салт[ыкова]-Щедрина и его письме к Сталину. Старика ублажили так, что у него пошла кровь горлом{20}.
6/II.
Ездили с Тамарой в Ильинское. Открывали «Дом отдыха» ОГИЗа 10 человек. Прекрасный обед. Прекрасные комнаты — паркетные полы. 5 комнат. Прислуга, заведующий. Ходили на лыжах.
— «Торгсин» переименовывается в «Торгсев» — и юный комсомолец, рассказав анекдот, убежал.
Леонов все еще рассказывает о Туркменистане{21}. Лыжи. Блестящий наст, чуть запорошенный снегом.
Солнце в дымке, — совсем обложка с конфеты. Жена Х[ала]това{22} рассказывала, как у ее мужа растаскали все револьверы, которые он развесил по стенам. И вообще растащили все книги…
Комуська: «Сунул мысям. Пусть зубы чистят». Засунул зубную щетку в мышиную норку. Вспоминал — Мишка{23}, года два назад, проснулся и сказал: «Мама, я видел во сне солнце и видишь, — весь вспотел».
7/II.
— Собрание в «Д[оме] Ученых» т[ак] н[азываемого] «Актива Федерации»{24}. Без водки: идея Леонова — дабы говорили умнее. Леонов сделал мне выговор публично за то, что не посетил вечера А. Платонова{25}. Сказал и — сам напугался. Была дикая скука. Кончилось тем, что стали рассказывать сказки и Катаев хвастался своей высокой идеологичностью за границей. А сам больше по кабакам ходил. И все знают, и всем скучно слушать его брехню.
24/II.
Погода мокрая всю жизнь была{26}.
Избалованные дети.