Шестопалу ничего не остается как только поблагодарить.
Видимо, собрание гостей мешает «хозяйственнику» проверить наши документы. Он уходит, не простившись, помахивая плетью. Атмосфера разряжается. «Второй» относится к нам снисходительнее.
Разговор улучшается. Студент [нрзб.] неловкость и — исчез. Мне жаль его, жаль хозяина, который хмуро угощает друзей, заводит граммофон и подает Шестопалу подушки.
В соседней комнате, или вернее на веранде, — женщины. Они приходили вечером, стояли, обнявшись, и причитали, обмениваясь цепью диалогов. Хотя я не понимал слов, но различил явственно, что одни вели причитание, а другие комментировали.
В двенадцать ночи нам захотелось спать. Шестопал переговорил с хозяином. Нас решили положить на часок «брат к брату», чтобы когда встанет луна, мы могли уйти.
В комнате человек пятнадцать. Все оживленно смеются. Подали суп. Мы ели его из одной миски с соседом, босоногим стариком, лет шестидесяти пяти. Он отрывал от костей куски мяса, клал их передо мной на скатерть, — и я ел. Затем он отпил из миски два глотка и подал мне миску. Я отпил из нее глоток, — и вернул ему. Так мы и обменивались миской, пока не опорожнили ее. И вдруг старик стал читать молитвы. Все, — бригадиры, стахановцы, колхозники подняли руки к лицу и возблагодарили аллаха.
4. [X].
Было лунно и очень светло, когда мы вышли от «брата». Заглянули в дом. Мой сосед — старик все еще сидел на корточках на том же месте, — и все еще ел.
Идем по безмолвной холодной дороге, идем быстро. Небо позади сиреневое, вода в каньоне, возле ущелья, различных переливов темной стали. Хмуро и мрачно.
Пересекли Ходжикент, сворачиваем на мост, расположенный на живописных выветренных скалах из конгломерата. Два куска железа, покрытых бетоном — мост. Ревет река. Перед мостом песчаные отмели.
На поле, возле какого-то кишлака, я стреляю двух голубей. Миша очень доволен моей «победой». Идем.
В брошенном кишлаке рядом с пожарищем мы разводим костер и варим великолепнейший суп из голубей, затем взваливаем котомки — и в путь.
Видна Чирчик-строй плотина, зубцы ее. Спрашиваем встречных:
— Обыскивают у моста?
Две какие-то женщины отвечают наперебой:
— Отнимали у старухи боярышник. Не знаю, отняли ли…
Значит, обыскивают.
Мы ищем окольные выходы к станции. Хлопковое поле, зеленые коробочки не раскрыты. Хлопок же лежит среди темной зелени низенького хлопка с редкими белыми коробочками, копны неувезенной соломы, женщины в белом, в темных жилетках-безрукавках.
Я нахожу вдруг на тропинке тридцать рублей, — и беру, как говорится, «командование» в свои руки.
— Мы идем на Акташ.
Выспрашиваем дорогу на Акташ, тем обманув подозрение.
Выходим к каньону.