В глазах рассерженного Габдуллы сверкнули недобрые огоньки.
— Украл? — удивленно и гневно воскликнул он и, оттолкнув Айдара, шагнул к Вазиру. — Украл, что ли, собачья шкура?!
— Не украл, а вытащил. Так ведь из сумки ручка торчала… — лепетал Вазир, отступая назад.
Но Габдулла, размахнувшись, ударил его по щеке.
— Вор!
Он размахнулся еще раз, но Айдар удержал его.
— Не марай рук! — с презрением сказал он. Вожак тяжело перевел дух и, указывая на Вазира, объявил свой второй приказ:
— За то, что Вазир украл у пастуха ножик с костяной рукояткой, исключить его из нашего «Таганка», не считать его нашим товарищем, не подавать ему руки, не вступать с ним в разговоры! Позор!
— Позор вору! — повторил Айдар.
Вазир точно свалился с неба на землю. От его радостного настроения не осталось и следа. Низко опустив голову, он смотрел на жуканавозника, который медленно вылез из своей норки и, оглядевшись, не спеша пополз своей дорогой. Дела жука были куда лучше, чем у Вазира. Прохладный вечерний ветер теребил лохмотья рубашки Вазира, со лба, оставляя грязные следы, струился пот, покрасневшие веки часто-часто моргали. Только большая белая пуговица па уцелевшем воротнике спокойно держалась на своем обычном месте. Она была единственной светлой точкой па всем его теле. На Вазира жалко было смотреть, но в закаленных сердцах его товарищей не было места для жалости, и твердое решение вожака осталось непреклонным.
В этот вечер над опальной головой Вазира прозвучал и третий суровый приказ: ножик немедлепно вернуть хозяину Шарифулле и, упав к его ногам, просить прощения. Если Вазир этого не сделает, то по всему аулу распространить позорное прозвище — вор!
И вожак безжалостно повторил:
— Вазир — вор! Никто из нас не подаст ему больше руки, никто не вступит с ним в разговоры.
И двое из «Таганка», резко повернувшись, пошли домой. Третья опора «Таганка», несчастный Вазир, остался один-одинешенек. Уже совсем сгустились сумерки, а он все еще стоял и думал о своей беде. Последний наказ вожака — немедленно верпуть нож его хозяину — ставил Вазира в особенно трудное положение. Если б завтра был конец света, он, наверное, и не подумал бы исполнять его, но конца света не предвиделось, и, постояв еще немного, Вазир медленно поплелся на ферму. Как раз в это время, закончив работу, пастух Шарифулла-агай возвращался домой. Они встретились на дороге.
— Агай, — робко сказал Вазир. — Вот ваш ножик… я нашел его на склоне Кукрэк-тау…
У Вазира не хватило смелости сказать правду и попросить прощения. Но пастух ничего этою не знал и очень обрадовался.
— Вот молодец! Спасибо тебе! Ты честный человек, — сказал Шарифулла.
В старину говорили: «Одно спасибо спасает от тысячи бед». Но ни похвала Шарифуллы, ни его «спасибо» не спасли Вазира от его главной беды — потери товарищей.
Теперь заглянем домой к мальчикам. С кого же начать? Начнем с вожака. А то еще обидится.
В семье у Габдуллы трое. Мать его работает дояркой, и с самого начала лета она уехала на летнее пастбище. Габ-дулла остался вдвоем с бабушкой Нагимой. Отец мальчика погиб на войне, и до сих пор еще в селе вспоминают гармониста Мухаммеда.
Страшная бумага об отце пришла за две недели до окончания войны. Там было написано: «Геройски погиб в бою за Родину». Мама и бабушка долго плакали, не осушая глаз, потом они совсем притихли, и бывало так, что за долгий день никто из них не говорил ни слова. Тогда Габдулле не было еще и семи лет, но он своим маленьким сердечком чувствовал, какое большое несчастье вошло к ним в дом, и не мешал взрослым по-своему переживать тяжелое горе.
Накинув на себя старую отцовскую стеганку, долгими часами сидел он на камне у ворот. Весна в том году пришла теплая. Еще до конца апреля зазеленела трава, запели птицы, в озерах заиграли белые сорожки. Женщины, проходя по улице, на минутку останавливались около дома Габдуллы и, глядя на мальчика, тихо перешептывались между собой: «Бедненький…» А некоторые концом рукава потихоньку вытирали слезы. Габдулла еще плохо понимал, что такое отец. И все-таки в душу ребенка закрадывалась глубокая, неосознаппая печаль. Потом, спустя некоторое время, пришла медаль Мухаммеда «За отвагу». Ее прислали фронтовые товарищи. И теперь вот уже шестой год бабушка Нагима каждый четверг до блеска чистит эту медаль и снова прикрепляет ее под карточкой сына, которая висит над комодом в почерневшей раме.