— Ой, мама, только скорее приезжайте! — Оксана берет маму за руку. — Пусть Ямиль сейчас с нами поедет. Поедешь, Ямиль?
— Кто же останется дома, если вы вдвоем уедете? Мы уж приедем все вместе, — говорит бабушка.
Я слушаю и удивляюсь: почему Оксапа должна ехать одна, когда я не хочу расставаться с ней?
Неужели они этого не понимают? Мне хочется громко-громко плакать.
Некоторое время мы сидим молча. Потом бабушка подает рукой знак, что пора встать.
Мы все выходим на улицу. Люди окружают дядю Петра, жмут ему руки и говорят:
— Прощай, брат, да не навсегда!
Кто-то поднимает Оксану, целует. Ее передают с рук на руки.
Прощанье длится долго. Самой последней к сестре моей подходит бабушка и гладит ее по светлым волосам.
— Будь счастлива, расти честным и хорошим человеком, доченька, говорит она; мокрые от слез глаза ее стали совсем красными.
Потом мы все усаживаемся на телегу. Мама берет Оксану на колени. Папа встряхивает вожжами. Люди остаются у наших ворот, машут руками. Фагима громко, навзрыд плачет. Марат и Фарит бегут за телегой.
— Прощай, Оксана, будь здорова! — кричит она. Сестра машет им рукой.
Мальчики долго еще бегут за нами, потом отстают и смотрят вслед.
Мы проезжаем Лесную гору, большой луг, где мы отдыхали с папой. Папа останавливает коня и спрыгивает с телеги.
— Идите, дети, вперед, разомните ноги, — говорит он. — Когда устанете, сядете снова.
Мама помогает Оксане слезть с телеги, я спрыгиваю сам.
Мы бежим по желтой траве. Цветов уже нет — они отцвели, и бабочек не видно. На стоге сена сидит какая-то большая серая птица, от нее на землю падает тень.
— К-ш-ш!.. Кш-ш-ш! — кричу я, по серая птица не улетает.
— Не пугай ее, Ямиль, может быть, ей хочется спать, — говорит Оксана. — Почему эта птица одна, где ее дети?.. Может, ее дети уехали в гости? — Она молчит, потом тихо добавляет: — Мама сегодня вышла со мной в сени, обнимала, обнимала меня, а потом заплакала…
Я оглядываюсь. Мама, папа и дядя Петро идут за телегой.
Вдалеке едва виднеется наша Полевая сторона. Летом там растут цветы, голубые, как глаза моей сестренки. Их зовут незабудками. Бывало, мы рвали эти цветы в дома ставили их в стакан с водой. Теперь уже нет этих цветов. И башмаки наши поизносились. И Оксана уезжает. Дома остается только Оксанина яблоня и еще тот, самый красивый, гусенок.
— Не уезжай, Оксана, — прошу я.