Братья улыбнулись, радуясь этому проблеску жизни, и Джон почувствовал, как его глаза наполнились слезами, затуманившими ему взор.
– Я спал, ребята. Мне снилось, будто я еду на лошади по зеленому полю.
Он говорил так тихо, что они едва слышали его. И тем не менее, глядя ему в глаза, они видели того самого человека, которого знали прежде. Он пристально смотрел на них.
– Где Эдуард? – спросил король. – Почему его нет с вами?
Джон вытер слезы.
– Он умер, отец. В прошлом году. Королем станет его сын Ричард.
– Ах, какая жалость! Я видел, как он сражался во Франции. Вы знаете?
– Я знаю, отец, – ответил Джон.
– Французские рыцари с криками бросились в атаку в том самом месте, где стоял Эдуард, пытаясь смять его. С ним было всего несколько человек. Бароны спрашивали меня, не хочу ли я послать рыцарей на подмогу ему, моему первенцу. Ему тогда было шестнадцать лет. Знаете, что я ответил им?
– Вы ответили «нет», отец, – прошептал Джон.
Старик разразился хриплым смехом.
– Я сказал «нет». Я сказал, что он должен заслужить свои шпоры. – Он устремил взгляд вверх, словно погрузившись в воспоминания. – И он выстоял! Он проложил себе путь мечом и пробился ко мне. Тогда я понял, что он будет королем. Я понял это. Он приедет?
– Он не приедет, отец. Его нет в живых. Королем будет его сын.
– Мне очень жаль. Я любил его, этого мальчика, этого храброго мальчика. Я любил его.
Дыхание короля быстро слабело и, наконец, прекратилось вовсе. В комнате воцарилась зловещая тишина, которую спустя некоторое время нарушили с трудом сдерживаемые рыдания Джона. Король Эдуард III умер, и осознание этого легло тяжким бременем на плечи братьев.
– Позовите священника, – сказал Джон. Он закрыл отцу глаза, в которых уже не было обычных огоньков.
Один за другим трое братьев склонились, чтобы поцеловать отца в лоб, в последний раз прикоснуться к его плоти. Когда явился священник, они вышли из комнаты – навстречу июньскому солнцу и своему будущему.
Горе тебе, земля, когда царь твой отрок…
1443 год от Рождества Христова
Спустя шестьдесят шесть лет после смерти Эдуарда III
Тот месяц выдался в Англии студеным. Петлявшие среди деревьев тропинки светились в темноте белизной покрывавшего их льда. Часовые, несшие караул на парапетных стенах с бойницами, ежились и тряслись от холода. В самых верхних помещениях среди камней свистел и стонал ветер. Судя по тому, какое тепло давал горевший в зале очаг, он мог вполне быть нарисован на стене.
– Я помню принца Хэла, Уильям! Я помню Льва! Еще каких-нибудь десять лет, и вся остальная Франция лежала бы у его ног. Генрих Монмут был моим королем, и никто иной. Видит Бог, я последую за его сыном, но этот мальчик не выдерживает никакого сравнения с отцом. Тебе известно это. Вместо английского Льва нас ведет за собой с молитвой белокурый агнец. Господи, это вызывает у меня слезы.