- Ну что же, приказ есть приказ, - сказал Данила Петрович и начал собираться, отряхивать пыль с себя.
- Да не отряхивайся ты, не на бал тебя зовут. Наверно, сказать тебе он что-то хочет, потолковать с тобой. Иди же ты скорей! - понукает его смотритель.
- Тять, дай и я с тобой пойду, - говорит Сенька отцу.
- А тебе-то зачем? Будь тут, за горшками смотри, я скоро вернусь.
- Ну, тять! - заныл Сенька. - Ну дай я пойду с тобою, а?
- Да чего тебе загорелось так? Что ты не видел там?
- Мне медведя хочется посмотреть.
- Какого медведя? Г енерала, что ль?
- Да нет! Настоящего. То есть чучело медвежье, которое в прихожей дворца стоит. Ребята сказывали, что как откроешь дверь, а он на тебя шасть! Словно сожрать хочет. И как живой! И тарелку в руках держит. Ребята говорят, что этого медведя сам генерал укокошил, когда облава была. А потом с него шкуру содрали и вот чучело такое сделали. Ну, тять!
Данила Петрович любил и баловал своего сынишку. Мальчишка толковый и расторопный; из него со временем хороший стекловар выйдет. Он и сейчас подумал-подумал и решил, что генерал даже не заметит, что мальчонок с ним, а Сеньке все забава будет. Ребенок ведь он еще! Его вишь что интересует - чучело ему надо поглядеть. Радостей-то да забав у него не густо, с самых малых лет в цеху да в цеху, дома поиграть некогда, пора только поесть да отоспаться.
- Ну что ж, пойдем, раз тебе так приспичило на медвежье чучело поглазеть, - говорит он сыну.
Данила Петрович еще раз окинул хозяйским глазом все свои горшки и направился к выходу.
Сенька, конечно, за ним, след в след шагает. И душа у Сеньки ликует. Сейчас он увидит то, чего никому из его дружков видеть никогда в жисти не придется: генеральские покои, чучело медвежье, да и мало ли чего еще может попасться ему там на глаза! Ну самого-то генерала все видели тыщу раз, генерал никому не в диковинку. А вот чучело медвежье никто из его дружков не видел, они только слыхали о нем. Он же сейчас увидит его, а если можно будет, то украдкой и рукой потрогает.
И Сенька ног под собой не чуял, его словно ветром несло; он и не заметил, как отшагал вслед за отцом версты полторы от фабрики до генеральского дворца.
А во дворце их, вернее одного Данилу Петровича, уже ждали. Когда они подошли к дворцу - не к главному парадному входу, куда входить и откуда выходить имел право только сам генерал да высокие гости, а к боковому входу в правом флигеле, где Мальцев принимал мелкую сошку, - швейцар распахнул перед ними обитую кожей дверь с бронзовой ручкой.
- Пожалуйста, входите. Его превосходительство вас ждет. Сейчас доложат ему, что вы прибыли, - с улыбочкой сказал им швейцар.
Они вошли.
И тут же откуда-то взялся - Сенька и не углядел откуда - камердинер генеральский, во фраке, в лакированных ботинках, в ослепительно белой рубашке, при галстуке бабочкой. Сенька на камердинера только мельком глянул, зато от швейцара не мог отвести глаз: ведь тот был в такой роскошной ливрее, расшитой золотыми позументами, что прямо ослепнуть можно без привычки. Шитье золотое не только грудь и рукава форменного мундира швейцарского украшало, но было даже и на спине. Швейцар весь сиял и сверкал, словно солнышко ясное. Сенька даже рот приоткрыл от удивления: он подумал, что такой пиджачок, пожалуй, тыщи стоит.
- Грачев? - спросил камердинер.
- Так точно, - ответил Данила Петрович.
- Сейчас доложим его превосходительству, - сказал камердинер и тут же исчез за дверью.
Данила Петрович переминался с ноги на ногу и все недоумевал: зачем же все-таки вызвали его?