Тут на выручку к Сеньке пришел Данила Петрович.
- Да ведь мальчонок он еще, а дети - они и есть дети. Любопытны они, им дай всюду нос свой сунуть.
- А, он любийт свой нос совать? А мой не любийт, чтоб в мой дела всякий маленький русский свинья свой нос совайт. И если он еще раз будет стояль возле дверь мой лабораторий и слушайт и смотреть, что-мой делайт в лабораторь, то мой требовайт у генераль новый помощник. Ферштейн? Поняль? - кричит Шульц уже на Данилу Петровича.
- Понял, - отвечает Данила Петрович. - Больше он уже не будет стоять возле вашей двери. У него вон какая шишка вскочила на лбу, так вы шарахнули его дверью.
- И очень хорошо, что шишка вскочиль! Он будет знайт, как стоять у мой дверь. Зер гут шишка! - засмеялся Шульц. - А теперь марш в лабораторий мой! Идийт сюда и будете делайт то, что мой скажет вам.
Данила Петрович и Сенька снова вошли в лабораторию.
Шульц дает Сеньке маленькую лопаточку, а Даниле Петровичу приказывает взять стеклянную банку с какой-то жидкостью.
- Ты, - говорит он Сеньке, - мешайт лопатка. А ты, - обращается он к Даниле Петровичу, - поливайт. Мешайт и поливайт, мешайт и поливайт. Хорошо мешайт и тихо поливайт!
Данила Петрович и Сенька начинают делать то, что им приказано.
А когда шихта в фаянсовом корыте была перемешана и жидкость в стеклянной посудине кончилась, Шульц отдает им новый приказ: высыпать шихту из корыта в ведро и нести обратно в составную. Данила Петрович взял ведро - Сенька мал, ему не по силам таскать такие ведра с шихтой, - и все вышли из лаборатории. Данила Петрович и Сенька шагали впереди, а Шульц важно выступал сзади. И тут Сенька заметил, что Шульц не запер почему-то дверь лаборатории, забыл или не посчитал нужным.
Когда они, все трое, пришли в составную, Шульц приказывает Даниле Петровичу и Сеньке, высыпать смоченную жидкостью шихту из ведра в ту, которая предназначена для варки его золотого рубина, и снова все перемешивать.
- Опять мешайт! Хорошо мешайт, долго мешайт! - командует он, а сам стоит и только поглядывает.
С Данилы Петровича и Сеньки катится пот градом, а Шульц все стоит и смотрит.
- Слушай, Данил Петрович, да пошли ты его к чертовой бабушке, борова этого толстого, пусть сам лопатой поворочает, мальчонка-то хотя бы сменил, - говорят ему золосеи.
- Не могу, ребятки, мы в полном его подчинении, - отвечает им Данила Петрович.
- Ну тогда отойди на минутку с мальчонком своим, мы это дело враз кончим. Нам эта работа привычна.
- Боюсь, ребята, как бы он не заорал на вас и на меня.
- А чего ему орать-то? Не все ли ему равно, кто лопатить шихту будет? А ну-ка, отойдите!
И золосеи, ребята молодые, здоровые, взяли у Данилы Петровича и Сеньки лопаты и приступили к шихте. Пяти минут не прошло, как все было сделано. И Шульц не только ни на кого не заорал, а даже заулыбался, глядя, как орудуют золосеи над его шихтой.
- О, гут работайт, хорошо мешайт, зер гут! - бормотал он себе под нос.
Когда шихта была перемешана как следует, Шульц приказывает таскать ее в гуту, засыпать в тот горшок, который он облюбовал для рубина. Золосеи и эту работу мигом проделали.
Наконец все горшки были засыпаны шихтой, Данила Петрович дал полный газ в своей печи и начал варку стекла и хрусталя.