— Заметно. Здесь очень красиво.
— Как ты? — осторожно касается руки, а мне снова хочется плакать.
— Жить буду…
— Думаю, стоит призвать этого подонка к ответственности. Такое спускать нельзя, Сень.
— Нельзя. Но об этом я подумаю завтра, — в этот момент двери лифта открываются, и мы попадаем в просторный холл на шесть квартир. — Эта сволочь уничтожила одну очень ценную для меня вещь, — и все-таки несколько слезинок прорывают заслон. — Отцовский подарок.
— Тогда тем более надо его прижать.
На что, молча, киваю. Да я его голыми руками готова убить, только не сегодня.
Мишель подводит к двери, вставляет ключ в замочную скважину, а я хочу знать, зачем он приехал на самом деле. Мне важно это услышать прямо здесь и сейчас.
— Зачем ты приехал ко мне? — беру его за руку, заставляю отпустить ключ.
— Хороший вопрос, — разворачивается, — надеюсь, ответ на него будет таким же хорошим. Я приехал к своей жене, Есения. За своей женой, если точнее.
— И ты не злишься за бегство?
— Злюсь, — склоняется ко мне, — но люблю сильнее, — и едва ощутимо касается губ своими.
Но мне мало этого скромного прикосновения, которое и поцелуем сложно назвать, я хочу больше. В итоге бросаюсь ему на шею и впиваюсь в его нереально соблазнительные губы. За восемь часов я по ним дико соскучилась. Мишель аж теряется от моей прыти. Да, вот такая я. Могу реветь белугой, умирать, а через секунду творить беспредел на сексуальной почве.
С трудом, но ему удается открыть дверь, как-то получается затолкать в темный коридор мой чемодан, затем затащить меня саму все еще виснущую на нем и целующую. Дальше все происходит стремительно. Наша одежда остается на полу. До спальни дойти не успеваем и приземляемся на полу, наверно, в гостиной. На ковре. Мишель резким движением разводит мои колени в стороны и так же резко входит, отчего становится немного больно, потому что входит до упора. Двигается он быстро, очень быстро и целует — глубоко, жадно, бешено. Когда же на секунду отстраняется, чтобы заглянуть в глаза, я понимаю, что хочу сказать ему самое главное…
— Я люблю тебя, — бормочу сквозь тяжелое в голосе.
И моему безумному Бонапарту окончательно срывает крышу. Вот таким я его еще не знавала. Мишель прижимает меня к полу, хватает за волосы, чтобы не дергалась и несколькими мощными движениями, что сродни ударам молота по наковальне, добивает нас обоих. Боже, как приятно ощущать его внутри до самого последнего импульса, слушать прерывистое дыхание, переплетающееся с шепотом. Правда, что именно шепчет, не знаю, ибо делает он это на французском языке.
— Ты снова не сдержался, — улыбаюсь с трудом, так как губы горят.
— Но ты же на противозачаточных, — все еще находится на мне, во мне, целует плечи, шею.
— Если быть честной, — и прикрываю глаза от стыда, — то нет.
— Что, совсем нет? — сейчас же перестает целовать.
— Совсем. Более того, в нашу первую ночь у меня должна была случиться овуляция, — после чего замолкаю в ожидании реакции, а сердце расходится не на шутку.
— То есть, получается, в феврале нас может ждать сюрприз?