А все ж четыре буквы продолжали появляться на стенах и тротуарах. КЧСЛ!
Их вписывали под хвост стилизованному скунсу, пропечатывали посередке чистого листа, который секретарша в БюКоне только что вынула из непочатой стопки. Вырезали с обратной стороны туалетных седушек. А однажды — только однажды — кто-то начертал их вонючим липким дегтем на стенах туалета самого Коора.
Следствие по этому случаю все еще продолжалось.
Казалось, что весь мир полон сепаратистов.
Мёвиус задумался, не сепаратист ли Нэвви. Перекатился на спину, уставился в потолок. Потолок был так близко. И стены. Так близко. После апартаментов Третьего Ранга эта клетушка казалась тюрьмой. Тюрьмой с грязно-коричневыми стенами. Крольчатник.
Нэвви сепаратист? Не исключено. Нетрудно было представить себе Нэвви, царапающего КЧСЛ... где угодно. На стене. На спине нового старшесвязникова костюма.
Мёвиус рывком сел.
Во имя Ропера! А что, если это Нэвви?..
Медленно, задумчиво он откинулся обратно на подушку.
Спускался вечер. Горькие думы и безответные вопросы накатывались серыми волнами. Кто сделал это с ним? Гласс?
Возникло новое ощущение, и понадобилось покопаться в воспоминаниях, определяя, какое именно. Голод. Он посмотрел на хронометр. Шесть. Время перекусить. Койка застонала, когда он привстал. Ему так свело мышцы, словно он час упражнялся на татами с Окаси.
В столовке Крольчатника воняло дешевой жратвой и стоял неумолчный жужжащий гул людской болтовни. Мёвиус получил стандартный вторничный ужин и ушел с подносом в угол за свой столик. Пюре с тушеными грибами под синтетической витаминно-минеральной подливкой. В треснувшую чашку плеснули варева, при некотором усилии воображения способного сойти за кофе. На десерт — какое-то зеленое желе.
Мёвиуса ели глазами, не осмеливаясь пока задавать вопросы. Там и сям прерывались разговоры. Он взял вилку. Подцепив и прожевав первую порцию, с необычайной ясностью вспомнил отца, несчастного отца.
Тупицы! Если мир сделать плоским и понятным, человек не расстроится и тому, что его рано в гроб сведут!
Подавляя гнев, Мёвиус заставлял себя жевать. Он твердил себе, что аппетит у него плохой из-за отсутствия пряностей, к которым он привык в ресторанах для привилегированных служащих, а еда в общем та же. Он понимал, что это самообман: вопреки пропагандистской чухне БюБлаБла, еда была не та же. Может, некоторые чиновники Высших Рангов нынче тоже ужинали пюре с подливкой, но в картошке у них было сливочное масло, а в подливке — курятина и свежие овощи. Кофе у них настоящий, а в десерте — свежие фрукты.
Привилегии.
Сколько поколений уже сменилось с тех пор, как настоящая еда стала привилегией?
Он как раз управился с пюре, когда у его столика возник незнакомец. От того разило потом.
— Ты тут новенький, а, чувак? — Он подцепил пальцем нашивку Мёвиуса. — Ты чего тут делаешь, Третий, в столовке Крольчатника? Задержался допоздна?
На улицах они так не быковали. Наглая уверенность охватывала их лишь в среде себе подобных. Там они чуяли одобрение и совместную ненависть.
— Я тут живу, — сказал Мёвиус.