Может, Диана и Дуг что-то знают о его родных? Если да, то Дуг, наверное, уже уведомил их...
Нью-Йорк, полусонно думала Эмми, – это не город, а мириады крохотных городков, которые накладываются один на другой; житель одного из них запросто может познакомиться и подружиться с жителем другого. А вот Гил, похоже, был своим в каждом из этих городков. Он знал всех, и все знали его. И эта загадочная помолвка с Корриной Харрис... Сама не отдавая себе в этом отчета, Эмми когда-то раз и навсегда причислила Гила Сэнфорда к мужчинам, которые наслаждаются обществом многих женщин, но женятся только на деньгах. Она почти не знала Коррину, разве что видела ее на сцене да время от времени слышала, что в запале говорил о ней Дуг; и все же она чувствовала, что деньги тут ни при чем. Но кто может понять, почему люди совершают те или иные поступки? Эмми знала одно: она не хотела, чтобы Гил умер такой смертью – и уж, конечно, не в доме Дианы...
Она снова, в который раз, взбила подушку и обреченно подумала, что, наверное, так и не уснет.
И тут зазвонил телефон.
5
Эмми в темноте пыталась нашарить телефонный аппарат. Диана, думала она, это Диана! Наконец она поднесла трубку к уху, и чей-то тихий голос произнес:
– Только попробуй, скажи полиции. Пожалеешь. Я не шучу.
Раздался щелчок. Несколько секунд в трубке стояла тишина; затем снова щелчок – и долгий гудок. Значит, Джастин снял трубку первым!
Эмми спрыгнула с кровати, накинула халат и босиком побежала в большую угловую комнату, которую Джастин продолжал занимать и сейчас, после смерти матери. Дверь была закрыта. Эмми постучала – сначала робко, затем требовательней, – но ответа не последовало. Тогда она открыла дверь и позвала:
– Джастин! Джастин!
Легкий храп был ей ответом. Джастин умел быть увертливым, как угорь, когда хотел. Эмми нашарила выключатель – и ослепительно яркий свет люстры затопил комнату. Джастин заворочался, сел на постели и зевнул – пожалуй, чересчур правдоподобно.
– Кто звонил? – спросила Эмми.
– Звонил? – недоуменно переспросил Джастин, снова зевая.
– Да, кто-то звонил по телефону. И говорил с тобой. Кто это был?
Джастин широко раскрыл блекло-голубые глазки:
– Никто не звонил. С чего ты взяла? Тебе приснилось, Эмми.
– Нет, не приснилось. Ты снял трубку, и вы разговаривали.
Джастин поморгал и с детским простодушием спросил:
– А о чем?
– Он сказал: "Только попробуй, скажи полиции – пожалеешь!" Вот что он сказал! Кто это был – твой ростовщик? Или кто-то из его вышибал – так ты это называешь? Кто, Джастин?
Отчим растерянно покачал головой и снова зевнул:
– Понятия не имею. Я не брал трубку, Эмми. И, ради всего святого, погаси ты этот свет. Ты меня совсем ослепила. – Он на несколько мгновений задумался, затем добавил: – А может, это тебе звонили, Эмми? Из-за убийства Гила. Вдруг ты знаешь что-то такое, что могло бы разоблачить убийцу?
Джастин, конечно, большой ребенок, беспечный и наивный; однако в его словах могла быть доля истины. Но главное Эмми уже поняла: честного ответа от него не добьешься.
– Ну ладно, – сказала она и кулаком стукнула по выключателю. – Ладно же!
– О, можешь не извиняться, – голос Джастина из темноты буквально источал любезность. – Я вовсе не сержусь, что ты меня разбудила. Спокойной ночи, голубушка!
Эмми прошлепала в свою спальню и включила ночник. Телефонный аппарат матово поблескивал в полумраке. Она села на постель и принялась искать объяснения странному звонку. Конечно, скорей всего, Джастин лжет – по причине, известной только ему.