понимаешь, он ведет себя так, словно все это происходит на сцене.
– Это естественно для Дуга. Он живет в театральном мире, а не в реальном.
– Это уж точно. Мне пора домой, Эмми. Я зашел только рассказать тебе, что случилось после твоего ухода. И еще... может быть, это звучит глупо, но я думаю, что лучше бы тебе в ближайшие дни поменьше выходить из дому.
– С какой стати?! Почему?
– Во-первых, ты – важный свидетель. Есть старое правило: беречь свидетеля!
Эмми остолбенело глядела на него.
– Сэнди! – воскликнула она наконец. – Но я же ничего не знаю об убийце! Я не видела, как он выходил из дому! Я не опасна ему – и никому другому.
– Давай считать, что это так. Но погоди, что с тобой?
– Просто... нет, это глупо...
– Что глупо?
– Понимаешь, пока я шла домой, я не могла отделаться от ощущения, что за мной следят. Буквально идут по пятам.
Серо-зеленые глаза Сэнди сузились, взгляд их стал пронизывающим:
– Ты видела кого-нибудь?
– Ну, я заметила одного мужчину – он стоял рядом со мной на переходе, в середине Парк-Авеню. А потом, когда я дошла до дому, вроде бы он же прошагал мимо швейцара и направился дальше. Но, наверное, мне все это померещилось.
– Как он выглядел?
– Совсем неприметный. Тщедушный, среднего роста... даже ниже среднего. Серый костюм, серая шляпа. Большие очки... такие, знаешь, как глаза у совы... Но, Сэнди, скорей всего, он вовсе меня не преследовал! Просто показалось.
– А знаешь, это мог быть полицейский в штатском. Впрочем, не думаю, чтобы Хейли установил за тобой слежку. По крайней мере, не сразу.
Тем не менее, Сэнди выглядел хмурым и встревоженным. Он обернулся к Джастину:
– Что там у тебя за чертовщина с ростовщиком?
Джастин взъерошил волосы и снова тщательно пригладил их:
– Очень неприятная история.
– Неприятная? Мягко сказано. Вот если бы Эмми отказалась заплатить, была бы неприятная – как дырка в черепе.
– Дырка в черепе? – оживился Джастин. – А я почему-то представлял Ист-Ривер и камень на шее.
Рука Сэнди непроизвольно дернулась. Эмми узнала это движение – с ней часто происходило то же, когда ей до смерти хотелось закатить Джастину оплеуху.
– Что дырка, что камень – одинаково неприятно. Из-за каких-то пустяков...
– Пустяков?! – голос Джастина задрожал от благородного негодования. – Лично я не рискнул бы назвать сорок тысяч долларов пустяками!
– Сорок ты... Господи! Джастин! И как раз сейчас, когда так туго с деньгами...
– Не с деньгами туго, – парировал Джастин, – а Ди скряга! И всегда была такой. Говорю тебе: вся в отца. А у него, можешь мне поверить, зимой снега было не выпросить.
Сэнди тряхнул головой, точно вынырнув из воды:
– Ну ладно. Эмми, проводи меня до двери.
Когда они вышли в холл, Сэнди с ужасом спросил:
– Он что, всегда такой?
– Ты же не первый день его знаешь.
– Так-то так; но мне он всегда казался этаким безобидным попрыгунчиком. На что он потратил такую уйму денег? Женщина?
– Говорит – ставки на бегах.
Сэнди подумал и покачал головой:
– Может быть, во мне говорит шотландская кровь, но я вот что скажу тебе, Эмми: если так пойдет дальше, вы останетесь без единого цента – и ты, и Ди.
– Ох, да это чепуха. То есть, конечно, никакая не чепуха. Знаешь, иногда мне кажется, что деньги Ван Сейдемов для того и существуют на свете, чтобы причинять мне головную боль.
Он ухмыльнулся – и снова превратился в прежнего, до боли знакомого Сэнди:
– Есть люди, которое многое отдали бы за такую головную боль. Спокойной ночи, Эмми. Никого не впускай в дом и сама не выходи – то есть выходи, конечно, но будь осторожна.
– Ну, что со мной может случиться?!
– Время от времени, – с расстановкой произнес Сэнди, – людей избивают до полусмерти. Или сталкивают с тротуаров под колеса. Или...