— Ничего, я справлюсь, док.
— Шестьсот двадцать градусов.
— С этим, док, мне не справиться!
То была Венера, Планета любви, любимица писателей-фантастов тридцатилетней давности. Наш корабль висел под баком водородного топлива, перенёсшего нас с Земли на Венеру, на высоте двадцати миль, почти неподвижный в сиропообразном воздухе. Бак, теперь почти пустой, служил отличным воздушным шаром. Он будет удерживать нас во взвешенном состоянии до тех пор, пока давление внутри будет уравновешивать внешнее. Делом Эрика было регулировать давление в баке, управляя температурой газообразного водорода. Мы брали пробы воздуха через каждые десять минут погружения, начиная с трёхсот миль, и регистрировали температуру воздуха через ещё более короткие промежутки времени, и ещё мы выпускали небольшой зонд. Данные, полученные нами на месте, всего лишь подтверждали в деталях то, что мы и раньше знали о самой горячей планете в Солнечной системе.
— Температура только что поднялась до шестисот тридцати, — сказал Эрик. — Ну, ты уже кончил скулить?
— Пока да.
— Отлично. Пристегнись. Мы отчаливаем.
— Какой денёк славный для героев! — я принялся распутывать паутину ремней над своим креслом.
— Мы же выполнили всё, зачем сюда явились. Разве не так?
— Я разве спорю? Ну, я пристегнулся.
— Ага.
Я знал, почему ему не хочется уходить. Я и сам краешком сердца чувствовал то же самое. Мы потратили четыре месяца, добираясь до Венеры, чтобы провести неделю, обращаясь вокруг неё и меньше двух дней в верхних слоях атмосферы, а это казалось ужасной растратой времени.
Но он что-то копался.
— В чём дело, Эрик?
— Тебе лучше не знать.
Он не шутил. Голос у него был механический, не по-людски монотонный, значит, он не прилагал добавочного усилия, чтобы вложить интонацию в звучание его голосовых аппаратов. Только жестокое потрясение могло принудить его к этому.
— Я с этим справлюсь, — сказал я.
— Хорошо. Я не чувствую турбореактивных двигателей. Ощущение такое, будто вкатили анестезию позвоночного столба.
Весь холодок в кабине, сколько его там было, вошёл в меня.
— Проверь, не сможешь ли ты посылать двигательные импульсы другим путём. Можешь испытать двигатели наугад, не чувствуя их.
— Хорошо. — И, долю секунды спустя: — Не выходит. Ничего не получается. Хотя мысль была неплохая.
Съёжившись в кресле, я пытался придумать, что бы сказать. На ум мне пришло только: