— Это нарушение правил безопасности, Сташек!
— Никому дела нет до правил, если речь идет о науке!
— Мы тут не ради науки. Мы тут для того, чтобы изучить планету, ее ресурсы и составить подробный доклад. Все. Никаких изменений генотипа без соответствующих указаний. Никаких контактов с аборигенами, кроме строго прописанных в уставе.
— Плевать я хотел на „устав“ и на любые ограничение. Свою жизнь я творю сам.
— Мне говорили, что ты идиот… но я не знал, что настолько, — ответил Лерк.
— Я не идиот… я элита.
— Что? — подавился вопросом Лерк.
— И тебе лучше слушать меня, а не какое-то там начальство. Если ты не понял, они отдали эту планету мне… В полное распоряжение. Я могу делать здесь что хочу, когда хочу и с кем хочу, дошло? И ты можешь либо с этим смириться, либо проваливать.
Тошнота вдруг прошла. Я тихонько скользнула обратно в наш барак и легла на прохладную кровать, свернувшись клубочком. Заскрипел пластиковый пол под ногами Сташка. Муж привычно быстро разделся в темноте, и кровать жалобно заплакала под его телом. Через пять минут он уже похрапывал во сне. Я заснуть этой ночью так и не смогла.
Неделя прошла спокойно. Несколько дней подряд бил по плоским крышам бараков крупными, серыми каплями дождь, и мужчины уходили в лес в водонепроницаемых комбинезонах, а я просиживала все дни у тети Ани, стараясь забыть о невольно подслушанном разговоре.
Лерк с тех пор изменился. Вел себя насторожено, бросал на Сташка странные взгляды, в которых временами проскальзывало… восхищение? Сташек был таким, как и всегда, будто ничего и не произошло. Может, и в самом деле не произошло?
В тот день светило редкое в этих краях солнышко. Лес с низкими деревцами вдруг похорошел на глазах, засверкали на глянцевых толстых листьях капельки дождя. Токсикоз меня мучил особенно яро, и кислый отвар тети Ани уже не помогал.
— Пожуй это, — мурлыкнул на поясе карманный переводчик.
Я обернулась и увидела туземку, протягивающую мне мясистые, с красным оттенком, листья.
— Помогать, — улыбнулась она, показывая острые, мелкие зубки. — Точно помогать.
Мне было так плохо, что я согласилась. Листья были горькими на вкус, и рот сразу же наполнился тягучим, противным соком. Но действительно стало легче.
— Спасибо, — вяло сказала я. Видимо, „обезьянка“ не поняла, и я добавила:
— Благодарить.
— Не надо благодарить, — затараторила туземка. — Один муж, мы помогать. Детеныш… мой и его, твой и его.
Я похолодела.
— Тут детеныш? — спросила я, показав на округлый живот туземки.
— Ага, — невинно улыбнулась она.