Но, очевидно, старика действительно потрясло случившееся.
– Правильнее всего было бы арестовать всю компанию Ставракиса, – перешел я к серьезным материям. – Но, к сожалению, у нас связаны руки. Мы бессильны. А поскольку мы все же знаем то, что знаем, я просил бы вас, адмирал, оказать мне услугу, прежде чем вы сойдете на берег, чтобы пообщаться с сержантом Макдональдом. Мне нужно получить кое‑какую информацию. Во‑первых, правда ли, что сэр Антони Ставракис совсем недавно поставил на «Шангри‑Ла» новые стабилизирующие устройства? А вдруг он ни с того ни с сего соврал? Во‑вторых, давайте уточним, сделал ли лорд Кирксайд запрос о присвоении дворянского звания своему младшему сыну после смерти старшего.
– Хорошо, – отрешенно ответил дед Артур. – Настройте передатчик, и я получу необходимую информацию. – Мысль о том, что один из его потенциальных коллег по палате пэров оказался обычным уголовником, судя по всему, ввела его в состояние ступора. – И, прежде чем уйти, подайте мне, пожалуйста, эту бутылку.
Выходя, я сначала подумал, что, если дед Артур в результате нашей операции сопьется, это помешает его будущей плодотворной деятельности в Палате пэров. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что пэр‑алкоголик – не самый плохой вариант.
Я прикоснулся к его лицу. Оно еще хранило остатки тепла. Смерть наступила не более чем три часа назад. Я дотронулся до головы, и она упала набок, словно череп шарнирной куклы.
Медленно и печально я повернулся к деду Артуру. Его лицо выражало боль и скорбь, оставаясь при этом бесчувственным. Это было странное и даже пугающее сочетание. А мне казалось, что я достаточно хорошо знаю командира… Впрочем, вряд ли дед Артур занял свою теперешнюю должность, случайно прочитав в вечернем выпуске «Таймс» объявление о конкурсе на замещение вакансии начальника секретной службы. Его назначили и утвердили на самом высоком уровне государственной власти. Наверняка предварительно они прочесали всю страну в поисках кандидатуры, отвечающей столь высоким требованиям. И если выбор пал на деда Артура, значит, он этим требованиям соответствовал. Абсолютное отсутствие жалости и сострадания было наверняка главным условием.
А романтик Кэлверт как‑то никогда об этом не задумывался.
– Его, конечно, убили, – на всякий случай констатировал адмирал.
– Да.
– Каким образом?
– У него переломлены шейные позвонки.
– Переломлены? У такого тренированного человека, как Дэвис?
– Я знаю малого, который делает это одним движением рук.