Тем временем мужик с винтовкой молвил:
– Значит так, контра поповская, именем Советской Власти, именем Советского правительства, именем товарища Ленина – ты арестован!
– За что, позвольте?.. – в голосе Ионы звучало искреннее удивление.
– За распространение религиозного дурмана! Мы Церковь поповскую всю уничтожим!
Иона насторожился. В словах незнакомца он, наконец, уловил какое-никакое, но все же здравое зерно, понятную ему мысль.
– Так ведь и мы против Церкви поповской! – торжественно ответствовал он.
Шапка с красным бантом съехала у революционера на бок. Властным жестом он поправил ее и вновь обратился к арестанту:
– Ты, контра, заливать будешь на своих посиделках поповских! Правда их больше никогда не будет, так товарищ Троцкий говорит!
– Ну, значит, мы с вашим товарищем Троцким, можно сказать, придерживаемся одного и того же мнения, – Иона позволил себе улыбнуться.
Подобного приезжий революционер пережить не мог, а по сему тяжелый приклад опустился всей своей массой на голову бедному Ионе, от чего тот закачался, заохал и рухнул к ногам своего мучителя.
Очнулся он сидящим и привязанным к стулу, но уже не в алтарной, а в одной из изб.
Напротив него сидел все тот же человек, правда, одетый более вменяемо. Ионины одежды он снял и теперь был облачен в военную форму, которую отец церкви идентифицировать так и не смог.
– Очухался?
– Очухался.
– Пред тобой, поп, сидит красный командир Петров. Теперь я здесь власть. С селянами я пообщался и все они, как один, сказали что тебя, контру проклятую, расстреливать надо.
Иона хлопал глазами и не верил своим ушам. Тем временем Петров кликнул кого-то в коридоре. В комнату вошел щуплый солдатик.
– Давай, Санёк, вводи по одному.
И в комнату по очереди стали входить Ионины односельчане, которые тыкали в Иону пальцем, называли его бранными словами и клялись в вечной любви к Советам.
Некоторые при этом, правда, крестились. В такие моменты Петров вскакивал со стула и наотмашь бил несчастного лихокрученца куда придется. А тот лишь в ответ глупо улыбался и пятясь задом покидал помещение. Когда уже человек двадцать дали против Ионы свои показания, священнику стало ясно, что ни один из его братьев по вере не представляет себе ни что такое Советская власть, ни кто такой Ленин, ни кто такой, собственно, и красный командир Петров. В их глазах Иона видел лишь животный страх, а потому прощал про себя каждого вошедшего, ибо не ведали клеветники, что творят.
Наконец прием закончился. Петров с наглой ухмылкой посмотрел на Иону и поинтересовался:
– Ну что, Иона, умирать-то неохота, небось?
Умирать действительно было неохота, а поэтому Иона решил попытать счастья, о чем потом вспоминал всю оставшуюся жизнь как о самом осмысленном поступке в своей жизни.
– Товарищ Петров, – начал он, – позвольте высказаться.
– Валяй, – Петров закинул ноги в грязных сапогах на стол и закурил.
– Так вот, товарищ Петров, я выслушал мнение своих односельчан и пришел к выводу, что их обвинения основаны лишь на непонимании ситуации, ввиду чего я подвергаюсь незаслуженному поруганию.
– Ну, ты, поп, наглый! – возмутился красный командир.
– Нет, нет, простите великодушно! – Иона посмотрел на Петрова с мольбой в глазах.
– Ладно уж, прощаю.
– Благодарствую! – Иона подобострастно хотел, было, взмахнуть руками, но вовремя сообразил, что они привязаны к спинке стула.
– У тебя еще пол минуты, рожа ты поповская, а потом расстреливать тебя поведем, – масляным голосом напомнил Петров.
– Так вот, товарищ Петров, ваше представление обо мне настолько превратно, что один Господь ведает, как вы, дорогой товарищ, заблуждаетесь! Я ведь тоже против Церкви! Тоже! И все мы тут против! Мы же сами по себе, у нас община!
Услышав слово "община", Петров чуть привстал со стула и в глазах его появился проблеск мысли, что Иона моментально уловил своими зоркими глазами.