К его сумасшедшей радости сумма, которая оказалась в его руках, была почти на порядок выше изначально назначенной докторантом. Сомнений, на что ее потратить у Ильи не было. Уже на следующий день он приобрел себе новенькую вишневую семерку. Права, благо, он предусмотрительно получил еще за год до этого.
И вот та самая семерка, теперь уже конечно не такая новая, стояла перед ним. Уже сидя в машине и мчась по утренним московским улицам Далекий понял, что едет на интервью, темы которого себе совершенно не представляет. Он схватился за мобильник, но вспомнил, что номер Василисы стер в тот же день, как его выкинули из редакции. Большей авантюры себе представить было сложно. Но обратного пути не было. Вернее был, но Илья, удивляясь сам себе, даже не допускал мысли, что можно развернуться и поехать домой. Наоборот, он еще сильнее вжимал педаль газа в пол, устремляясь на встречу неизвестности. Ощущение, которое он при этом испытывал было для него настолько новым, что сколько он не пытался в нем разобраться, понять ничего не получалось. Ему казалось, что он камикадзе, мчащийся из-за облаков на растущий на глазах американский линкор. Аналогия эта ему понравилась, то потом он вспомнил, что сам одет, как американский линкор. Таким образом, получалось, что он мчится навстречу самому себе. В том случае, конечно, если он все еще камикадзе. И это было еще не самым страшным, что могло произойти. В конце концов, столкновение с самим собой не смертельно. Наоборот, оно поможет ему найти свое "я", определиться. Куда хуже, если он всего лишь линкор. В этом случае в роли камикадзе выступал Паклин, вернее предстоящая встреча с ним.
Действительно, она могла его уничтожить, смять, сломать навсегда. Но почему? Это же просто интервью!
Почему для этого выбрали его? Ну, это тоже легко объяснимо. Кого еще можно было послать брать интервью у высокопоставленного государственного чиновника, пусть и бывшего? Кого? Губкина? Его и послали, но где он, Губкин этот? Василиса сама сказала, что он испарился, и найти его не представляется возможности. И чёрт бы с ним. Так ему и надо. Ну, хорошо, а что, кроме Губкина в редакции больше не нашлось людей? Выходит, что не нашлось. Ну не поручать же это Паше Рогову, который если в этой жизни и брал интервью, то в лучшем случае у дешевых московских проституток. Могли бы, в принципе, отправить к Паклину Ленку Голубеву, но нет, она тоже не подходила. Смазливая, слишком развязная, не тот у нее уровень.
Поперебирав других своих бывших коллег, Илья окончательно пришел к выводу, что достойных кандидатур в редакции, похоже, действительно просто не было. Кроме него и Губкина. Губкин исчез, и обратились к нему. Все просто.
За этими размышлениями он не заметил, как проскочил нужный ему поворот. Илье пришлось сделать лишний круг, но все же ровно в девять он уже стоял у указанного ему Василисой подъезда. Как только он подъехал, все опасения насчет того, что предмет предстоящего разговора окажется для него загадкой, отпали сами собой. У подъезда, переминаясь с ноги на ногу, стоял Петюня – прыщавый подросток, который работал в газете курьером. Илья его хорошо помнил и мало того, сам дал ему это нелепое имя. Вообще-то на самом деле Петюню звали Андреем, и был он обычным школьником-старшеклассником. Но имя Андрей шло ему так же, как облезлому пуделю идет кличка Рекс. Вида он был жалкого и какого-то забитого. Когда Илья увидел его в первый раз, он сразу про себя назвал его именно Петюней, сам не зная почему. Просто это сочетание букв больше всего подходило к аляповатому облику новоиспеченного курьера.
– Эй! – Илья высунулся из полуоткрытой двери машины. – Петюня!
Петюня заметил его и засеменил по направлению к "семерке".
– Здрасте, Илья Андреич,- Петюня улыбнулся нечищеными зубами.
– Привет! Меня ждешь?
– Ага.