— Другой власти у стране вряд ли будет. И кто сейчас останется в стороне, тот пройдёт мимо куска пирога с жирной начинкой. Тем более, что желающих урвать, кроме нас, как грязи. А потом придёт наша власть и вы, Мотя, иди знай, станете губернатором Одессы. И вам не нужно будет бегать на налёты, рискуя собственной шкурой. Будете сидеть на кровати среди тёлок, а чекисты приволокут, чего понравится…
— Это хорошо, — сказал Мотя. — Я уже согласен быть губернатор. Только сперва чекисты должны привести до мене своего кореша Кота под вот этот шабер. А разве вы, Миша, не хотите сами быть губернатор?
— Насчёт Кота, Мотя — это моё горе. Но король не может спуститься до простого губернатора…
Вся Одесса высыпала на улицы, провожая налётчиков на войну. Одесситы сильно загордились своими бандитами, готовыми ложить головы и иногородних людей ради их же светлого будущего и революции в мировом масштабе.
Впереди семи тысяч головорезов ехал на личном автомобиле Михаил Винницкий с красным бантиком вместо цветка на груди. Рядом с ним грозно и непривычно держал шашку наголо Сеня Вол.
— Где мы едем, Мотя? — выспрашивал у Городенко Эрих Шпицбауэр.
— Мы едем разбираться с белополяками. И это будет такое счастье, когда вместо них вдруг встретим Кота. Я его, падлу, зубами рвать буду, если Миша это первым не сделает.
— Хорошо, Мотя, допустим, мы уже сделали Коту вырванные годы и дали копоти этим самым белопо-лякам. А что потом?
— А потом, Эрих, мы дадим просраться белофинам, белобессарабам… Та мало ли кому ещё, если эти козлы большевики раздали полстраны и почти сто пудов золота. Надо же забирать назад своё добро. То есть наше добро, Эрих.
Войско Винницкого добралось аж до Раздельной, когда сильно проголодалось. Уркаганы разбрелись по ещё нераскулаченным огородам и хатам, чтоб местные сквалыги подхарчевали тех, кто прёт сражаться за их счастье. Население не возражало, хотя при этом молчало чересчур недовольно. А потом до Винницкого прибежал комиссар, которого всё молдаванское военное соединение с большим трудом терпело целых два дня. Комиссар стал выступать до Миши, с понтом имел право от рождения подымать голос на короля. Винницкий для начала послал его и послал хорошо, хотя при этом не дал ни разу по морде. Комиссар по привычке рванул на себе маузер, и Винницкому этот жест сильно не понравился, хотя Сеня Вол успел спустить курок еще раньше короля. После такого недоразумения другие красноармейские части вместо того, чтобы воевать белополяков почему-то налетели на соединение красного командира Винницкого, хотя на поминках по комиссару было ещё не всё выпито. Король понял — он совершил самую серьёзную ошибку в жизни.
Умевшее хорошо воевать исключительно в городских условиях войско Винницкого редело на глазах. К Одессе пробилась незначительная часть налётчиков.
Эрих Шпицбауэр проложил огнём «гочкиса» путь своему королю до медленно ползущего подальше от этой беды железнодорожного состава. И когда Михаил Винницкий уже было запрыгнул на подножку вагона, его прошила пуля. Поезд уносил умирающего на руках Эриха короля в другую сторону от Одессы, Сеня Вол перевязывал продырявленную осколком ногу Моти Городенко.
Из красиво очерченного рта Винницкого медленно сочилась красная струйка.
— Моя вина, — выдавил из себя Мишка, давясь собственной кровью, — столько ребят загубил…
— Перестаньте, Миша, — неубедительно протянул Шпицбауэр, — каждый имеет шанс локшануться. Вы же не Бог, Миша, вы только король. Мы ещё вернёмся в Одессу и тогда…
Дрожащей рукой Винницкий протянул Эриху свой золотой талисман, густо вымазанный кровью.
— На память… Хотя фарту не добавил. И помните о слове за Кота. Спойте напоследок…
Когда хор из трёх голосов ещё не прикончил всех слов «Сашки», любимой песни короля Молдаванки, Винницкий был уже мёртв. Сеня Вол и Эрих Шпицбауэр тащили на себе по степи стонущего Мотю и замолчавший до поры пулемет. До их фарта от Одессы было совсем недалеко, когда эту живописную группу усёк красноармейский разъезд. Он поскакал выяснять кто такие и откуда, но так толком ничего и не понял, потому что Эрих прежде, чем начнут задавать дурные вопросы, сходу стал отвечать из «гочкиса». Ему в меру сил помог сразу с двух рук Сеня Вол и даже Мотя Городенко доказал, что его рана прицельной стрельбе не помеха. Через минуту от разъезда остались пара живых лошадей, которые с радостью медленно пошли в степь без тяжести на спинах.
Зато на звуки выстрелов до бойцов с белополяками понеслись сразу несколько эскадронов, экспроприировавших мироедов насчёт пожрать в соседнем селе.
Мотя сходу догнал каких событий будет дальше.
— Эрих, одолжите мне свой ствол, — попросил Мотя, — и садитесь с Волом верхи этих животных, пока они далеко не смылись. А я напоследок сыграю красноперым такой вальс, что они его запомнят на всю оставшуюся жизнь.
— Эрих, уперёд! — чуть ли не радостно поддержал эту идею Вол. — Мене интересно посмотреть, как вы сядете жопой на коня без фаэтона. И по-быстрому.