После таких душевных лекций Цукер немножко успокоился, попутно убедив себя: теперь ни одна сука не пристроит ему слоника даже при большом желании. Выйдя из больницы, Колька сделал всё зависящее, чтобы его мадама выкатилась из хаты у трёхгодичную командировку по приговору суда. А уже за тем Цукер решил приступить до трудовой деятельности.
Однако травма, нанесённая лучшему щипачу Одессы подлой бабой, напомнила о себе в психологическом плане. Стоило Цукеру прижаться в трамвае до какой-то мадам, так вместо чтобы подумать, как ловчее расписать её кишеню, Кольке тут же ползли у голову вредные мысли за сексуальное использование выбранного объекта. Несмотря на медитацию и внутренние усилия, Цукер никак не мог перебороть свои дурацкие мысли и его артистические цырлы начинали мелко подрагивать в такт движения трамвая на рельсовых стыках. Так и не заработав ни копейки, Колька бросился до врача продолжать тратить свои сбережения. А что мог предложить ему этот Гиппократ, если действие кипятка надежнее последних достижений медицины? Разве что очередную убойную дозу импортного успокоительного, после которого Цукер застывал на кровати надежнее покойника. Но в отличие от жмура психическая травма продолжала обуревать его по ночам. В одном из снов щипач видел себя Прометеем, прикованным до скалы. Хотя прилетающий орел терзал своим хищным клювом не печёнку, а совсем другое место, Цукеру всё равно становилось больно и он просыпался, вопя громче будильника. Орла сменяли полуобнажённые гурии, протягивающие ему в исступлении руки с небес. И как отчаянно не лупил конечностями по одеялу спящий Колька, до них он ни разу не допрыгнул. С такими сновидениями состояние пальцев не позволяло даже приблизиться к трамвайной остановке. Цукер снова созрел наложить на себя дрожащие руки, когда лишний раз убедился, что наша передовая медицина может стопроцентно гарантировать только летальные исходы. Поэтому Колька схватился за возможность лечения у народного целителя с многообещающей фамилией Брежнев.
Народным целителем Брежнев сделался в годину тяжких испытаний. Когда фашистская Германия вероломно напала на миролюбивый Советский Союз, лейтенант Брежнев был командиром танка №56, которого в глаза не видел. Потому что его часть торчала на переформировании в лесу, куда наши танки не смогли прорваться с железнодорожных платформ благодаря гениальной конструкторской и такой же полководческой мысли. Лейтенант Брежнев понял, что широко разрекламированные в кино танки «Клим Ворошилов» — самое настоящее говно, но вслух не высказывался. Лес уже оказался в глубоком немецком тылу, когда политрук сплотил вокруг себя офицеров и предложил им доблестно застрелиться, чтобы не стать пленными предателями родины. И хотя партийное собрание дружно проголосовало за такую повестку дня, найти хотя бы один пистолет на всех присутствующих тоже оказалось проблемой.
Тогда политрук предложил пробиваться с боями до своих параллельным курсом, так как по его идее и заверениям сталинского политбюро, наши войска уже наверняка долбят немцев на их территории. И доказательство мудрости вождей — полное отсутствие стрелянины в этом районе. Так что танкисты дружно поперлись за политруком, настропалившего компас по направлению Берлина Через пару дней сухой паек был уничтожен, а лес, как назло, не кончался. И более того, никто не улавливал в звенящей тишине звуки доблестных ударов непобедимой Красной Армии, добивающей фашистского зверя в его логове. Поэтому офицеры сильно удивились, когда на опушке леса им встретились немцы с автоматами наперевес. Сперва безоружные танкисты попытались принять у бывших друзей капитуляцию, но когда немцы не согласились с их предложением повели себя так, будто их с утра до вечера уничтожать врага малой кровью учили резко подымая руки вверх.
Если до сих пор выдающиеся ученые не знают разницы между странами победившего социализма и национал-социализма, думаете, во время войны эти две системы не спорили, какая из них бардачнее? Но при этом фашисты держались гораздо наглее, с понтом «душегубку» придумали в Германии, а не в Советском Союзе.
Немцы согнали толпу пленных на лужайку, вбили четыре колышка, натянули между них канаты и при помощи словариков объяснили: кто вылазить из такого четырехугольника, будет шиссен. Тысячная толпа просидела в импровизированном лагере целые сутки, а несколько конвоиров всё ждали, когда же подтянуться их тылы. На второй день в лагере на поляне был создан подпольный райком, который постановил устроить побег. Хотя кое-кто и побаивался идти голой грудью на автоматы, немцы тоже не сильно уверенно себя чувствовали. Потому что если здоровых мужиков не кормить пару дней, так они способны и на более решительные подвиги, чем разбегаться в разные стороны. Но тут пришло избавление…
Избавление ехало на велосипеде зигзагами, распространяя вокруг себя иностранные песни и вполне отечественный перегар. Кроме того, оно везло при себе бутылку шнапса за пазухой и нашивки унтер-офицера на расстегнутом кителе. Охранники побежали выяснять, чего им дальше делать с пленными которые клацают зубами не хуже волков, как впрочем, их и характеризовал доктор Геббельс. Унтер-офицер сперва упал с велосипеда, а затем скомандовал разогнать эту толпу, потому что через пару дней войска великого фюрера возьмут Москву, так что войне — капут и нехай русские сами себя кормят, а не сидят на шее у победоносной германской армии, испытывающей временные трудности с закуской.
Обрадовавшиеся такому боевому приказу фрицы посадили унтера на велосипед, разогнали пленных и побежали вслед своим частям, чтобы успеть вместе с ними промаршировать на параде перед Кремлем, где своё присутствие гарантировал их великий вождь.
Оторвавшемуся от коллектива лейтенанту Брежневу не удалось прорваться с кровопролитными боями до своих через окружение и он заделался подпольщиком. Целых полгода он просидел в подполье у одной деревенской вдовы, помогая женщине и по хозяйству исключительно ночами для конспирации. Потом в деревню пришло избавление от захватчиков, а следом за ним легендарный СМЕРШ, перепарившийся от работы. Хотя капитан Георгадзе склонялся к тому, что дезертира Брежнева нужно на всякий случай прислонить до стены, во время допроса бывший подпольщик постоянно выкрикивал «Да здравствует товарищ Сталин — великий сын грузинского народа!». Капитан Георгадзе уже привык до этих рекламных воплей, которые постоянно издавали шпионы и дезертиры перед тем, как получить свинцовую награду родины. Но нестандартная здравница Брежнева до того растрогала капитана, что бывший танкист вместо стенки получил всего по десять лет за каждый день, проведённый в плену на поляне.
Из лагеря бывшему зеку Брежневу посчастливилось выйти своим ходом, а не вперёд ногами, несмотря на постоянную заботу родины. Причём после отсидки Брежнев кидал понты, будто Авиценна был его единоутробным папой.
Всё началось с того, что бывший танкист вспомнил за практические занятия по перевязке. И в зоне Брежнев сумел выздоровить донельзя пораненную ногу одного итальянского шпиона, хотя лагерный врач уже размышлял над курсом лечения при помощи пули у затылок. Брежнев наляпал на рану солагерника болотной грязи, перемешанной с подорожником, паутиной и крупицами пороха. Обматывая ногу переисправляющегося врага народа, почему то ругавшегося на русском, а не итальянским языке, Брежнев громко декламировал идеологически полезные стихи собственного изготовления «Мы стали крепче стали, родной любимый Сталин…». Кто знает, может эта самая гангрена улетучилась с ноги не только благодаря заклинаниям со светлым именем папы народов, но как бы там ни было через несколько дней итальянский шпион пошкандыбал перевыполнять нормы мирного строительства. А Брежнев сходу скикал, что ему нужно вытворять. Тем более, что настоящие зэки-врачи уходили на тот свет ещё раньше гуманитарной интеллигенции. Курсов интенсивного лечения без традиционных причитаний Брежнев не проводил. Только вместо того, чтобы клянчить помощь у тёмных сил природы, врачеватель обращался до поддержки светлого коммунистического будущего даже при лечении геморроя отварами укропа. Начальство не сильно радовалось поведению Брежнева, но против его постоянных рассказов за величие Сталина, Молотова, Кагановича и прочих уважаемых урок не рискнуло попереть. Дело дошло до того, что Брежнев начал торчать у бараке в халате лагерного врача и самостоятельно лепить диагнозы. А этот самый ветеринар, что пользовал больных, пил в два раза больше, чем прежде, справедливо полагая: сколько зэков не перемрет, кроме «спасибо» ему никто горбатого слова не скажет.
Выйдя на свободу, Брежнев скумекал, что вольная жизнь сильно отличается от лагерной только отсутствием утренних поверок. И он не стал менять специальности народного целителя при идеологически выверенных шаманствах. И правильно сделал. Потому что, когда Москва спустила указание разогнать сильно расплодившихся народных врачевателей, подрывающих авторитет самой передовой в мире медицины, наш обком обошёл своими действиями исключительно Брежнева. Хотя сам обком предпочитал лечиться иглоукалываниями у другого целителя Ляо Джая, а не слушать на рабочем месте высказывания Брежнева. Тем не менее, после того, как Ляо Джай закончил бесплатно лечить обком по всей обойме своими серебренными иголками, его тут же выперли из Одессы, чтобы лишний раз доказать партийную принципиальность. Брежнева не тронули на всякий случай, потому что народный целитель не только сыпал съездовскими цитатами, но и туманно намекал за своих высокопоставленных родственников. Hу и чёрт с ним, решил обком, пусть себе лечит, всё равно хороших лекарств, кроме как у нас, ни в одной аптеке нет. Тем более, что у доктора…
Когда Цукер после трёхнедельного ожидания и постоянных отметок в живой очереди, наконец-то добрался до великого целителя, он сходу убедился — слухи имели под собой хорошую почву. Робко потянув на себя дверь, Цукер тут же получил по ушам громко звучащей песней, рвущейся из кабинета:
«Чего он там поднял, и что опустил?» — почему-то подумал о своём горе, а не общественном счастье Колька и огляделся.
Народный целитель сидел за письменным столом «Кардинал» в синих нарукавниках, с понтом как у бухгалтера. Обои комнаты едва просматривались под многочисленными транспарантами, мирно соседствующими с портретами многочисленных вождей. На столе Брежнева лежала клизма с дыркой, ржавый пинцет и остро отточенный скальпель. Возле скальпеля стояла мраморная табличка с надписью «Христос воскрес! Слава КПСС!» и миниатюрная скульптура Ленина с протянутой рукой над некрологом «Коммунизм — это есть Советская власть плюс электрификация всей страны».
Самый свежий транспарант висел чуть ли не «притык к стулу, на который молча ткнул народный целитель «На 10.000 человек у нас приходится 36,3 врача, в то время как в США — 22,5, во Франции — 15,3, в Великобритании — 16,4 (Из материалов XXVI съезда партии)».
— Здравствуйте, — наконец-то решился Цукер, так и не поняв — то ли в проклятых капстранах люди меньше болеют, или за нами просто наблюдают и под видом медицины.
Брежнев выключил музыку, перевернул песочные часы, блестя «ронсоном», и ответил:
— Где у вас не в порядке?
Сбиваясь с мысли и заикаясь, Колька поведал доктору о своем главном несчастье при дрожащих руках. Народный целитель решительно подтянул нарукавники и бодро поставил диагноз:
— Как отмечалось на последнем партийном съезде, «очень скоро вступят в строй новые поликлиники и больницы, улучшится оснащение учреждений здравоохранения медицинской техникой, инструментами и оборудованием, более полно будут удовлетворяться потребности в лекарственных средстваx». Словом, как говорил товарищ Леонид Ильич Брежнев, выступая перед машиностроителями, «Руководящая мобилизующая роль партии — это не отвлеченное понятие. Это — сама жизнь, наша повседневная практика». Эта же великая мысль была подтверждена товарищем Леонидом Ильичом Брежневым во время выступления в городе-герое Киеве 9 мая на открытии мемориала. В частности, он сказал: «Наши помыслы чисты и благородны. Наша мощь велика». Так что вы можете рассчитывать на хороший конец моего курса лечения. То есть, на хороший конец после моего курса лечения. Потому что ещё Владимир Ильич Ленин заметил: «Без философских выводов естествознанию не обойтись ни в коем случае». Я сделал такие философские выводы, которые позволят вам вновь встать в строй активных строителей коммунизма.
Хотя Цукер не собирался маршировать в этом строю, он довольно закивал головой.