— Боюсь, мне придется тебя огорчить.
— С чего бы?
— Ты не выполнил свою работу.
— Как это? — Пульхр ткнул пальцем в свиток. — Вот то, что ты, на хрен, хотел и что, к хренам, получил.
— О нет, — возразил трибун. — Неужели ты думаешь, что я вызвал из Рима такого парня, как ты, только затем, чтобы заполучить вот это.
Он расправил свиток, предлагая Пульхру взглянуть на него. Впрочем, тот мог бы и не глядеть: пергамент был чист.
— Повидимому, — невозмутимо сказал трибун, — Веспасиан оказался хитрее, чем мы полагали, и сундук у него — чтото вроде приманки, а секретные документы хранятся гдето еще. А может быть, в игру вмешался ктото другой. Тот, кто завладел императорским свитком, подменив его этой пустышкой.
Когда шестая, не дожидаясь общего сбора, снялась и покинула лагерь, это не вызвало ни у кого удивления: всем было ясно, что центурия получила задание. А вот в чем оно состояло, волновало, конечно же, всех, и потому уходящих провожали глазами. Толки не улеглись даже после того, как багажная повозка шестой со скрипом выехала на дорогу и покатила в сторону Дурокорторума. Наконец праздные разговоры пресекли командиры, погнав болтунов на работу. Снимать собственные палатки и готовиться к маршу.
Однако охваченным радостным возбуждением легионерам шестой никто не мешал вволю строить догадки. Макрон, возглавлявший колонну, не мог не слышать галдежа в ее первых рядах, как раз и рассчитанного на то, чтобы привлечь внимание командира. Попытки солдат закидывать таким способом удочки были известны ему и вызывали улыбку. Пускай гадают, ничего плохого в том нет. Конечно, он мог приказать прекратить разговорчики, но зачем? Пока солдаты довольны, им можно дать послабление. Макрон и сам был рад случаю отделиться от легиона, он все глаза протер о солдатские спины, на протяжении двухсот миль неизменно маячившие впереди. К тому же полученное задание избавляло центурию от досадных задержек при всякого рода заторах и еще более раздражающего ежевечернего ожидания, когда надутые от сознания собственной значимости штабные бездельники соизволят указать, где его людям следует разбить бивак.
То ли дело сейчас. Впереди, до самого горизонта, более или менее прямой линией тянется совершенно пустая дорога. Небо над головой голубое, ясное, вокруг чирикают птички. Вдыхая всей грудью чистый, пьянящий утренний воздух, свободный от пыли, поднимаемой сотнями ног, Макрон пребывал в отличнейшем настроении, чего нельзя было сказать о его оптионе. Тот, находясь чуть сбоку и сзади, уныло переставлял свои длинные ноги, совершенно не обращая внимания на царящую вокруг благодать.
Макрон подотстал на шаг и хлопнул его по плечу.
— Эй, Катон, что с тобой, парень?
Тот встрепенулся.
— Да, командир?
— Я спрашиваю тебя, как дела?
— Дела, командир? Какие дела? Нам вроде бы ничего делать не надо.
— Вот именно! — Центурион просиял. — Так пользуйся этим, радуйся жизни, цыпленок! Такое приволье выпадает не часто. Это задание — просто подарок для нас. Даже если, — он снизил голос, — оно и связано с сопровождением какогото расфуфыренного хлыща. Намто что до него, верно ведь, малый?
— Тебе видней, командир.
— Точно, парень, видней. Уж поверь, я знаю, что говорю. А потому не вешай носа и гляди на жизнь малость повеселее. Поверь, ты относишься к ней чересчур уж серьезно.
Катон угрюмо воззрился на непрошеного утешителя.
— Это потому, командир, что моя жизнь в данный момент очень мало меня веселит, — отозвался он с горькой ноткой.
— Ага, — Макрон дружески ткнул его в бок. — Вижу, ты сам не свой изза этой девицы. Ну и как же прошла для тебя вчерашняя ночь?