— И кто же твой любимый поэт?
— Кто мой любимый поэт? Погодите, тут надо подумать. Пожалуй, тот самый, о каком говорил оптион.
— Правда? — Мучительница наморщила лоб. — И какую же из работ Вергилия ты выделяешь?
— Трудный вопрос, матрона. По моему разумению, все они хороши.
— Обманщик! — рассмеялась Флавия и вдруг умолкла. — Тсс! — Она поднесла палец к губам. — Помоему, мой супруг поднимается с места и явно хочет нам чтото сказать.
Так и было. Веспасиан осушил свою чашу, встал и подал знак разнести по столам кувшины с фалернским. Потом он постучал жезлом по мозаичному полу, и в зале немедленно воцарилась мертвая тишина.
— Легионеры! — сказал легат. — Центурионы и оптионы! Я обращаюсь к вам, ибо трибунам известно, о чем я хочу сообщить. Я знаю, от вашего внимания не укрылось, что легион готовится к передислокации, но место нашего назначения по сей день оставалось в секрете. Сейчас пришло время открыть вам этот секрет. Итак, объявляю официально, что волею императора нам надлежит выступить в Галлию, с тем, чтобы выйти к ее побережью и закрепиться там на какоето время.
Веспасиан сделал паузу, очевидно рассчитывая на возбужденный отклик собравшихся, однако ничего подобного не произошло. Командиры, смущенно покашливая, отводили глаза, а одинокие наигранноизумленные восклицания лишъ усугубили неловкость, и легат внутренне передернулся.
— Когда к нам присоединятся другие подразделения, — сухо продолжил он, — мы приступим к совместной переброске в Британию. Десантная флотилия нас уже ждет. Не сомневаюсь, что римская армия, вдохновленная славным примером Тиберия Клавдия Друза Германика, уже к концу года одарит Рим новой провинцией, за что я и предлагаю сейчас осушить наши чаши! Виват!
Когда Макрон перебрался с носилок на больничное ложе, санитар, поклонившись, ушел. Катон тоже намеревался откланяться, но центурион ухватил его за тунику.
— Останься. Мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз.
Тон командира был настолько серьезным, что юноше сделалось не по себе. Макрон какоето время мялся, потом, собравшись с духом, спросил:
— Ты ведь умеешь помалкивать, а?
— Командир?
— Можем ли мы коечем тут заняться? Так, чтобы это осталось лишь между нами, а остальным ни гугу?
Катон нервно сглотнул, хмель мигом слетел с него.
— Ну… это самое, командир. — Он смущенно покашлял. — Я, конечно, польщен, но… ты ведь знаешь, как это бывает. Ктото может, ктото не может. Так уж вышло, что я, извини, не могу.
Макрон вытаращил глаза.
— Что за хрень ты несешь? — Он привстал на локте. — Или ты решил, что я охоч до солдатских задниц? Если так, я мигом расколочу твою долбаную башку.
— Так точно, командир, — ответил Катон с облегчением. — Я ничего такого не думал. Чем я могу помочь, командир?
— Ты только и можешь. — Макрон шумно вздохнул. Короче, обучи меня грамоте, малый.
— Грамоте?