— Только этих?..
— Хорошо. Не приставайте. Вы как смотрите, Георгий Петрович?
Полянский равнодушен. Пожал плечами:
— Мне это не нужно. Вам виднее…
— Значит, господин полковник, — встал Бович, — могу на сегодняшнюю ночь наряд получить?
— Можете.
Малинин молча проглядывает список.
— Это… баба? — чиркнул огрызенным ногтем одну фамилию.
— Баба… — опустил глаза Бович.
Малинин пожевал мясистыми губами…
На условленном месте, на замерзшем притоке большой реки дожидался Баландин Марию Николаевну.
Круто от города отворачивала речонка, путаными перегибами уползала в тайгу. Теплый был день, по-весеннему солнечный. Свежий сосновый воздух неподвижно застыл в недвижных деревьях и играло вверху блистающее солнце золотое, било в голубом, звенящем колоколе…
Шуркнули лыжи там, позади, за поворотом.
Празднично засмеялось сердце, обернулся и ждет, а губы улыбкой открылись, белизну зубов радостно показали.
Головастый, черный дятел-желна работает на соседней пихте.
Цепко ползает по стволу, носом крепким отстукивает кору. Стукнет три раза, голову избоченит и блестящим, круглым глазом на Баландина комично смотрит. Потом — опять. Услышал лыжи, удивился.
В одну сторону — верть головой: не понимает… В другую — тоже.
Озадачен. Подумал и сразу улетел.
Из-за бугра Мария Николаевна, на лыжах, в короткой жакетке, разрумянилась.
— Как я рад вас видеть… — держит Баландин крепкую ручку в перчатке, — если бы вы только знали!..
Она смеется голубыми, в тон неба, глазами.
Руку у него в руках забыла, а сама с восхищением на лес смотрит.