Архипов, нагнувшись, молча дописывает, а Баландин, подойдя к самой лампе, еще раз перечитывает записку Малинина:
«Любезный Николай Васильевич! Вы — наш новый кооперативный деятель… только что узнал о вашем переводе к нам… Я и жена люди прямые — хотим познакомиться. По русскому обычаю… на чашку чая. Не обидьте отказом.
Городской голова Малинин».
— Не понимаю, — задумчиво удивляется Баландин, — чего ему от меня надо?
Архипов криво улыбается и скрипит пером над конторским журналом. В ворохах бумаги пошуркивают мыши, и кажется Баландину, будто некто незримый волчьими, крадущимися шагами обходит лавку и злобно сторожит…
— Не работник я больше, Николай Васильевич, — вдруг заявляет Архипов. У него сухое, преждевременно постаревшее лицо и негодующие, борющиеся глаза.
Баландин, не удивившись, точно ждал, спросил:
— Что же так?
— Заели… — дрожит у Архипова голос, все лицо собралось в морщину, — до шеи добираются…
И, подумав, медленно:
— Боязно мне чевой-то… Я вам говорил про те товары, что Малинин требовал. Сегодня его дружку я все начистоту выложил. Не стерпел. А Малинин этого не забудет…
Вскипел:
— Да дьявола же мне на них, на собак, смотреть? Ведь они меня на горку потащат!
— На какую горку?
А вы не знаете, как с месяц двенадцать деповских расстреляли? Ну вот, на этой горке. И все по милости Малинина. У-у, пузырь кровяной, отольются тебе когда-нибудь слезы!..
Тишина.
И опять за глухими стенами залег безликий и мстительно ждет…
— Так тебе уходить, парень, надо.
Куда уйдешь? — вскинулся Архипов. — Я и так собрался к… хотел сказать «к партизанам», да не выговорилось. Остерегся. — Э! — будь, что будет…
— Кончаем на сегодня, — решил Баландин, — кони ждут и… приятеля твоего посмотрю…
— Посмотрите, посмотрите… Не к добру это он вас вызывает. Не иначе, как по моему делу.
И, засмеявшись, почти злорадно: