Я не слышу Рейган, пока она не оказывается прямо за мной. Она садится боком, тянет меня к себе, и я опускаюсь головой ей на колени. Сумасшедшая, прекрасная женщина. На ней только футболка.
— Дерек?
Моё имя – это вопрос, и в нём всё, что ей нужно. Она спрашивает обо всём сразу.
— Не могу уснуть. Продолжаю видеть кошмары. Крушение вертолёта. Того другого парня и что случилось с его лицом, — я закрываю глаза и вздрагиваю, пытаясь прогнать всплывающую картину.
Её пальцы скользят по моим волосам. Она водит ими по моему носу, глазам, щекам, подбородку. Губам.
— А что ещё? Ты знаешь, о чём я.
— Я чувствую себя бесполезным. Трудно чувствовать себя... мужчиной, когда я не могу ничего сделать, чтобы помочь тебе. Ты захлебываешься, Рейган. Ты не успеваешь, и я не могу тебе помочь. Может, когда-нибудь смогу. Но не сейчас, — я пристально смотрю в её бледно-голубые глаза. — И эта беспомощность заставляет чувствовать себя... Насколько я хорош, на самом деле?
Она ведёт рукой по моему туловищу, водит вверх-вниз по груди.
— Ты не прикасался ко мне с тех самых пор, как вернулся, — она отводит взгляд, глядит на подёрнутую рябью зеленоватую воду в серебристом свете звёзд и Луны. — Это из-за меня? Наверное, моя беременность становится заметной. Возможно, тебе трудно будет соблазняться мной, когда я стану ещё больше.
— Ри, нет, боже. Ты прекраснее, чем когда-либо.
— Тогда почему? Прошёл месяц и… ты мне нужен, Дерек. Мне нужно быть близко к тебе, — она сжимает губы, смотрит вверх, борется с эмоциями. — Я тону. Это так тяжело – пытаться всё успеть… Я знаю, ты ненавидишь чувствовать себя бесполезным. И я не знаю, как быть. Я пытаюсь быть сильной, но ничего не получается. Чем больше будет срок беременности, тем труднее будет справляться. А потом, когда родится ребёнок, будет… совсем невозможно. И единственное, что помогает мне преодолевать всё это, это то, что я люблю тебя, и знаю, что ты любишь меня. Ты начал свою терапию, и ты уже продвинулся очень далеко. Ты почти можешь передвигаться самостоятельно, и, боже, Дерек, это просто удивительно. Я так горжусь тобой. Но, господи, как говорить это и не упоминать, что я страдаю? Мне нужно быть ближе к тебе. Не просто… не просто заниматься сексом. Хотя и это тоже. А чувствовать тебя. Знать, что ты здесь. Со мной. Что ты принадлежишь мне. Что я принадлежу тебе. Мне нужно чувствовать себя женщиной, а не просто... Рейган: женщиной, работающей на ферме, матерью и кем бы я ни была ещё. Я знаю, это тяжело для тебя, тяжелее, чем я могу себе представить. Но всё, что тебе нужно сделать, это показать мне, показать мне, что ты хочешь меня, и что ты тоже нуждаешься во мне.
Я прикасаюсь к ней. Тянусь, глажу её лицо. Приподнимаюсь на локтях и целую Рейган. И, боже, этот поцелуй будто вытаскивает из меня весь страх. В голове звучат её слова: «…всё, что тебе нужно сделать, это показать мне…».
Но потом, когда мы теряем себя в поцелуе, она начинает плакать. Я пытаюсь спросить её, что случилось, но она качает головой и увлекает меня обратно в поцелуй. Рейган кладет меня на доски мостков и перемещается, чтобы оседлать. Она целует меня, плачет. Это сбивает с толку, слёзы смешиваются с пылом её потребности. Она опускает руки мне на грудь и вцепляется в меня, целует, плачет, позволяет нашим ртам раскрыться, наше дыхание смешивается.
— Дерек, мне нужно... пожалуйста. Прикоснись ко мне. Положи на меня свои руки. Дай мне почувствовать. Мне нужно почувствовать.
Мои руки скользят под рубашкой Рейган по спине. Я чувствую, как моя грудь раскрывается, в ней было расколотое кровоточащее сердце, высохшее как от засухи, неуверенно бьющееся, а затем я пью, ощущая нужду Рейган как влагу, впитываю то, как она извивается, бьётся на мне, шепча моё имя, пока мои ладони скользят по её телу. Движение, рывок, и её рубашка снята, а она стаскивает мои шорты, обхватывая мой член рукой. Другой рукой она упирается в мостки, поднимается, а я обхватываю ладонями её груди. Её лицо мокрое, слёзы всё ещё сползают по щекам. Рейган не вытирает их, просто смотрит на меня из-под завесы волос. Она ещё приподнимает бёдра, вводя меня внутрь себя. Обхватывает стеночками. Выдыхает, всхлипывая, трепеща всем телом, с широко распахнутыми глазами и дрожащими губами.
Это не блаженство, не удовольствие и не экстаз. Нет. Это воссоединение. Мы снова нашли друг друга. Я нашёл себя внутри неё. Передислокация наших душ.
Вздохи плывут по ночному воздуху. Шёпот, когда мы произносим имена друг друга, мольбы к Богу, мольбы не останавливаться, никогда не останавливаться.
Я люблю тебя. Я очень сильно тебя люблю. Она говорит это, я говорю это – мы оба говорим это.
Проходит еще месяц. Теперь я могу ходить без посторонней помощи, но недалеко. У меня есть трость — дешевая, от Walgreens. Мы находим утешение друг в друге после той ночи на причале. Это помогает мне двигаться вперёд.
Так же вдохновляет меня воспоминание о двенадцатинедельном ультразвуке. Бог мой. Как я сидел в той комнате, в полумраке, слушая искажённый звук сердцебиения… стук биения жизни. Разглядывая голову и конечности – абсолютную реальность ребёнка. Это сделало его существующим. Настоящим.
Я – отец.
Теперь я провожу много времени с Томми. Большую часть времени я сижу дома, поэтому взял на себя максимальное количество заботы о нём. Томми интересовался моей ногой и поначалу немного боялся её. Не знаю, почему, и как он должен относиться к моему увечью. Но шли недели, и он научился принимать его как часть меня.