Провожанцев трагически поник думною головою. Потом — добродушнейшим тоном — приказал Кулеву:
— Ступай уж, вымой рожу-то… Хвастунишка! Никуда не поедешь: прославился и без езды. И кто тебе эти примеры дает? А только так больше нельзя. В последний раз спускаю. Вот — при благородных свидетелях говорю, понял?
— Слушаю, ваше высокоблагородье!
Имя Конона Долина совершенно неизвестно читающей публике. И немудрено! При жизни своей Долин (умерший в Киеве в сентябре 1905 года) вовсе не подозревал, чтобы кого-нибудь могли заинтересовать его заметки, которые он любил составлять в часы своих досугов: нам положительно известно, по крайней мере, что он никогда не думал выпускать их в свет. В какие-нибудь два года после его смерти многое изменилось… Изменился и литературный вкус русского читателя, понизившись до увлечения изделиями бульварных писателей, изображающими небывалые подвиги небывалых сыщиков. Началась своего рода эпидемия: Пинкертоны, Картеры, женщины-сыщики, русские Шерлоки Холмсы, «преступные гении» Жерары замелькали в витринах магазинов, в сумках разносчиков, на вокзалах… Производя, подобно алкоголю, приятное раздражение напряженных нервов, изделия эти в конце концов выродились в нечто такое, что напоминает собою в настоящее время ту подмешанную табаком сивуху, какою опаивают предприимчивые «носители культуры» познавших прелесть алкоголизма дикарей… Где только нет теперь этой сивухи? Она загипнотизировала русского обывателя, заполонила мысль юношества, проникла чуть ли не в каждую семью, втиснулась в школу… Манекенообразные «короли сыщиков» и «бичи преступников» сделались воистину королями литературного рынка и бичами ослабевшей от отравы мысли!..
Сравнивая ряд доставшихся нам по смерти Долина заметок его, близких по содержанию к указанного рода литературе, мы не могли не обратить внимания на то, что заметки эти стоят во всех отношениях значительно выше обычных российских изделий этого сорта. И вот, после целого ряда колебаний, мы решились издать их: если так уж непреоборим спрос на сивуху, то не лучше ли предложить вместо нее то, что, быть может, окажется вином? И как знать? — Если мы не ошиблись в оценке литературных дарований этого своеобразного писателя, — не послужит ли выпуск его произведений своего рода противоядием против губительной пинкертоновской бациллы? Не отвернется ли опоенный русский читатель, прочтя Долина, от «королей сыщиков», не сойдет ли с него постепенно тот несчастный «сглаз», во власти которого он теперь находится?
Редактор записок
Когда мне в первый раз попались в руки рассказы о подвигах знаменитого английского сыщика Шерлока Холмса, я после прочтения книги не мог скрыть своего крайнего изумления.
— Николай Гаврилович! — обратился я к своему хозяину и другу, Николаю Гавриловичу Кореневу. — Прочтите-ка вот эту книжку и скажите на милость, кто кого копирует: вы ли Шерлока Холмса, английского сыщика, или он вас?
Вопрос мой, видимо, сильно задел любопытство моего друга: он задул свою спиртовую лампочку, над которой грелась у него какая-то химическая смесь, и повернул ко мне свое бледное лицо.
— Что там еще за диковина такая? И почему такой возбужденный тон?
Я молча подал Кореневу книгу, сожалея, что мне не придется следить за впечатлением, какое будет производить на него постепенное ознакомление с деяниями Холмса: неотложные дела звали меня из дому, и я неохотно покинул своего друга, погруженного в чтение.
С биографией своего приятеля, N-ского частного поверенного по общественному положению, по врожденной же страсти и по таланту — спортсмена тонкой мысли и наблюдательности, — я познакомлю читателей в другой раз. Здесь же достаточно будет сообщить, что не одно преступление в России обязано своим раскрытием исключительно закулисной работе Коренева и что, подобно лондонскому Лестраду, N-ский начальник уголовной сыскной полиции Зверев не раз обращался в затруднительных случаях к его бескорыстному и в то же время артистическому содействию.
Вернувшись в описуемый памятный день домой, я застал Николая Гавриловича шагающим с папиросою в зубах из угла в угол в его рабочем кабинете.
— Ну что, Коренев, прочли? — спросил я.
— Не только прочел, что вы дали, а заказал даже прислать из книжного магазина все, что есть о Шерлоке Холмсе.
— А что скажете об английском сыщике?
— Скажу, что после Холмса — nil admirari! И вы напрасно задавали вопрос о подражаемости: Холмс неподражаем, и я не претендую даже на слабую копию его.
— Вы, по обыкновению, скромничаете, Коренев. Однако же, какое любопытное совпадение: насколько могу судить из прочитанного, вы даже в ваших личных привычках похожи на Холмса!
— Да! — сказал, смеясь, Коренев. — Это есть. Однако же, если допустить, что совпадением моей личности с Шерлоком Холмсом оправдывается «повторяемость истории», то на вашу долю выпадает не совсем лестная для вашего самолюбия роль — именно, роль доктора Уатсона. Так что, не лучше ли воздержаться от сравнений?..
Эту шутливую тираду Коренева перебил раздавшийся в передней звонок.
— Вот, верно, и книги вам принесли из магазина, — сказал я. — Итак, сегодня у нас литературный вечер!
— Боюсь, что литературный вечер сегодня придется «по непредвиденным обстоятельствам» отложить, — возразил Коренев. — Это звонок Зверева, а его посещение вряд ли предвещает особенно благоприятные условия для мирных занятий.