За ипподромом город кончился, и по обе стороны шоссе потянулись нескончаемые заросли кукурузы. На толстых с широкими листьями стеблях, похожих на стволы бамбука, сидели початки, завёрнутые в кожистые желтоватые рубашки, и я вспомнил, как на больших переменах мы из школы бегали на базар и покупали варёную кукурузу. Продавщица доставала початки из ведра, накрытого толстой тряпкой. Они ещё обжигали руки, мы перебрасывали их из ладони в ладонь, брали с бумажки на прилавке щепотку соли и натирали ею початок. А потом вгрызались в крупные, похожие на лошадиные зубы, зёрна, и наслаждения этого хватало до самого звонка на урок.
Навстречу автобусу тянулись арбы, запряжённые волами, бойко цокали копытцами ишаки, нагружённые мешками и погоняемые мальчишками, бежали легковые автомашины. Я помнил, как асфальтировалась эта дорога, как вдоль неё на обочинах горожане сажали вишнёвые и грушевые деревья и ставили столбики с табличками:
ПУТНИК! ОТДОХНИ,
ПОЖАЛУЙСТА!
ПОДКРЕПИСЬ!
ТЕБЯ УГОЩАЕТ КОЛХОЗ
«КРАСНАЯ ЗВЕЗДА»
Какими большими стали сейчас эти груши и вишни! Вон краснеют среди листвы тёмно-красные ягоды. Выйти бы из автобуса и попробовать. А вот табличек уже нет. Да их и не надо — сейчас все знают, что это — общее.
Впереди встали высокие пирамидальные тополя, мелькнули среди них красные черепичные крыши и белые стены домов, за плетнями тёмной зеленью заклубились яблоневые сады, и автобус остановился около моста через речку.
— Чегем, — сказал водитель.
Пассажиры зашевелились, старик, сидевший у двери, подхватил свой мешок, я помог женщине со спящим мальчиком вынести на остановку эмалированное ведро, завязанное сверху холстиной, и чемодан, за нами вышли ещё несколько человек, и автобус укатил дальше.
— Спасибо, — сказала женщина, поудобнее перехватывая мальчика на руках. — Теперь я сама.
— Я вам донесу, — сказал я. — Идите вперёд, показывайте дорогу.
Она смущённо повторила ещё раз «спасибо», и мы пошли по узенькой улочке вниз, к реке.
В небе стояло свежее, яркое солнце, журчала вода в канавках вдоль улицы, лениво обернулась на наши шаги собака, лежащая у входа в чей-то сад.
У новенького аккуратного плетня женщина остановилась.
— Здесь, — сказала она. Крепче прижала к себе мальчика и крикнула в глубь сада: — Исуф!
Почти сразу же появился мальчик в джинсах и серой школьной рубашке, широко улыбнулся женщине, потом мне, открыл не замеченную мною в плетне калитку, подхватил ведро и чемодан, которые я поставил на землю.
— Может, зайдёте? — спросила женщина.
— Нет, спасибо, — сказал я. — Но может быть, вы знаете, где живёт Лукман Хамдешев?
— Лукман? — женщина наморщила лоб, вспоминая, затем обернулась к мальчику и они быстро заговорили по-кабардински. Мальчик называл имена — Лукман Цукович, Лукман Митович, Лукман Барасбиевич, Исмел Хамдешев, Мита Хамдешев — и растерянно пожимал плечами.
Наконец женщина посмотрела на меня.