АРТУР: Как долго племянник Бишмана прожил в этой квартире?
ЗАПАТА: Около полугода. Сейчас для нас главное: выяснить, бывала здесь Тамара Бурилова или нет.
АРТУР: А что говорит сам племянник?
ЗАПАТА: Я допрашивал Дугласа в камере, но он уперся, как танк. Говорит, что имеет важную информацию, но откроет ее только в том случае, если ему будет гарантирован иммунитет от судебного преследования.
БАРБАРА: Он хочет, чтобы его выпустили из тюрьмы?
ЗАПАТА: Нет, за наркотики он готов сидеть до конца. Но явно боится, что его пристегнут к делу об исчезновении. Я передал прокурору его требование, но тот категорически отказался покупать кота в мешке. Ведь Дуглас перешел из разряда свидетелей в разряд подозреваемых, и это все меняет.
АРТУР (достал смартфон, начал делать снимки): Предвижу, что с камерами нас не скоро пустят сюда. Придется строить декорацию интерьера на студии.
БАРБАРА: Если моя героиня бывала здесь, какой-нибудь след она должна была оставить. Гребень, зубную щетку, тампоны, губную помаду…
ЗАПАТА: Все, что можно использовать для анализа ДНК, мои эксперты забрали и унесли в лабораторию: чашки, стаканы, столовые ножи, вилки. И, конечно, содержание мусорных корзин.
АРТУР: Вот эта расписная матрешка с часами — явно сувенир из России.
ЗАПАТА: Да, но Тамара могла подарить ее Дугласу, еще когда они втроем жили в доме Бишмана. Также она могла бывать здесь еще до последней поездки в Россию. Боюсь, что заставить Дугласа говорить — единственный способ двинуть расследование вперед.
Ну вот, трехнедельная эпопея закончилась. Погоня настигла бежавших из тюрьмы убийц, жители штата Нью-Йорк могут испустить вздох облегчения. Но третий беглец, вернее, беглянка из ГУЛАГа, хоть и находится под стражей, может считать свой побег успешно состоявшимся. Эта тюремная надзирательница помогала беглецам, подчиняясь зову любви, значит, она оставила колючую проволоку позади.
То, что она в конце концов не решилась предоставить им автомобиль, который умчал бы их в Канаду, будут объяснять страхом. Действительно, она могла бояться, что за автомобиль ей добавят лет десять тюремного срока. Но мне чудится и возможность другого объяснения. Она была влюблена в узника и не знала, сможет ли она полюбить освободившегося. Акт освобождения подводил черту, убивал ее любовь — и решимость оставила ее. Кроме того, успешно сбежавший был бы навсегда потерян для нее. А убитый полицией, он останется с ней навсегда.
Ведь бегство из ГУЛАГа вовсе не сводится к цепочке волнующих адюльтеров. Ты должен сначала вырваться из кандального чувства вины, которым тебя накачивают с детства. Иначе ты будешь мучиться каждый раз, когда новая стрела Амура вопьется тебе в сердце и ты станешь искать путей разрыва с прежней подругой. Как сказал один из настрадавшихся беглецов: «Ужасно не то, что их было всего лишь сорок четыре. Ужасно то, что я их всех помню».
Кто оставался всю жизнь неизлечимым мучеником ГУЛАГа, это Эрнст Хемингуэй. Он был женат четыре раза, имел дюжины возлюбленных, но сбежать так и не сумел. Каждый раз, когда новая влюбленность возносила его над колючей проволокой, он кидался стряпать обвинение в адрес покидаемой, которая якобы разрушила неправильным поведением мир их нежных чувств. Неизбежное затухание влюбленности он объявлял смертью любви и начинал судорожно искать виноватых в этой смерти. «Ты и твои деньги разрушили мой талант», — говорит жене умирающий герой рассказа «В снегах Килиманджаро». «А потом пришли богатые и все испортили», — говорит герой «Фиесты».
К теме «женщина — губительница» Хемингуэй возвращается много раз. В рассказе «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера» жена просто убивает мужа — якобы случайно — на охоте, когда в нем воскресли смелость и уверенность в своих силах. В рассказе «Три дня под ветром» герои говорят о том, что женатые — люди пропащие и что нельзя позволять женщине затоптать себя. Жену Скотта Фитцджеральда, Зельду, он обвинял в том, что своими нападками она разрушает уверенность мужа в его творческих силах. Про родную мать в разговорах с приятелями говорил, что она желала его гибели на войне — тогда бы ей досталась слава матери героя. В 1928 году застрелился отец Хемингуэя, и он утверждал, что это его мать довела мужа до депрессии своим расточительством, своими долгими отлучками, своим пренебрежительным отношением к человеку, который, видите ли, не воспарял вместе с ней к вершинам прекрасного. Хотя на самом деле больной диабетом доктор Хемингуэй сам диагнозировал закупорку вены в ноге и, скорее всего, застрелился, чтобы избежать мучительной смерти от гангрены.
Из опубликованных писем видно, что драму ухода от первой жены, Хедли Ричардсон, ко второй, Полине Пфайфер, Хемингуэй переживал долго, глубоко, мучительно. Но когда попытался воссоздать ее в романе «Сады Эдема», его опять унесло на путь «обвиниловки» в адрес Хедли.
В версии, доступной нам сегодня, все выглядит как фантазия автора на тему «лето втроем на берегу Средиземного моря». Герой, молодой американский писатель, окрыленный успехом своей первой книги (кто бы это мог быть?), приезжает с женой на курорт, чтобы писать новое произведение. Тема — охота и отношения с отцом. К ним присоединяется молодая прелестная женщина Марита, про которую жена говорит: «Она влюблена в нас обоих». Драма в любовном треугольнике движется извилисто и непредсказуемо, но в конце писатель успешно завершает новую книгу и уходит от жены к Марите. Кажется, это единственный роман Хемингуэя, в котором никто не гибнет в конце. Может быть, именно поэтому он казался ему незавершенным?
В романе есть и важные отступления от автобиографической канвы. Дело представлено так, будто жена Кэтрин сама — из прихоти — пригласила Мариту пожить с ними в одном отеле, сама подталкивала ее и мужа друг к другу. Она доходит до того, что изменяет мужу с Маритой. Но не делает из этого тайны, а говорит, что да, любит их обоих. Муж тоже должен признать, что влюблен в обеих женщин, но он хотя бы полон чувства вины, считает это ненормальным. Образ жены постепенно чернеет. При Марите она начинает издеваться над мужем-писателем за то, что он постоянно перечитывает вырезки из газет с хвалебными статьями о нем. «Их сотни, и он постоянно таскает их с собой. Это хуже, чем носить порнографические открытки. Он изменяет мне с этими вырезками. Наверное, тут же, в мусорную корзину».
Чтобы окончательно опустить образ жены, прокурор Хемингуэй извлекает историю, случившуюся в начале его супружества с Хедли. Она ехала к нему из Парижа в Швейцарию и везла чемодан с его рукописями, которые в то время еще не были опубликованы. Он просил ее привезти ту, над которой собирался работать, но она, в порыве чрезмерной обязательности, упаковала в отдельный чемодан весь его архив до последнего листочка. И на вокзале этот чемодан украли. От ужаса случившегося Хедли лишилась речи. Когда Хемингуэй встретил ее на перроне, она могла только рыдать и умолять о прощении. Реальный Хемингуэй мужественно принял удар и, как мог, успокаивал жену. Но в романе «Сады Эдема» история повернута по-другому: жена Кэтрин намеренно сжигает все рукописи мужа-писателя. Естественно, после такого его уход к Марите получает моральное оправдание.
То, что роман не был опубликован при жизни Хемингуэя, дает мне право утверждать, что сбежать из ГУЛАГа ему так и не удалось. Каждая новая влюбленность рождала в нем чувство вины, он начинал строить пирамиду обвинений в адрес очередной жены, а последнюю, многострадальную и безответную Мэри Уэлш, просто избивал так, что она несколько раз оказывалась в больнице. Но никогда не жаловалась, объясняла все травмы случайными падениями. Может быть, она догадывалась или предчувствовала, что если ее муж подобреет, ему станет не о чем писать?
ЛИСТОВКА