Моя малышка, моя родная, маленькая и такая смышленая, всегда только радовала и приносила тепло. Она заслуживает быть счастливой, а я в свою очередь стараюсь дарить ей это счастье. Потому что каждая улыбка моего ребенка – это словно моя награда, награда за все страдания. Большего я не прошу, только чтобы Ева была здорова и счастлива, а остальное я ей предоставлю.
- Ты мое сердечко любимое, пошли, вещи заберем, и к бабушке с дедушкой.
- А потом в парк?
- А потом в парк, - согласно кивнула я, и, вытащив из выставленного чемодана ручку, повела кроху к ожидающему своих клиентов такси.
Узнав, что водитель свободен, я увлекла на руки Еву и мы тронулись в сторону моего дома, где я прожила двадцать пять лет. Признаться, ни хрена я не хотела туда возвращаться, даже просто погостить, потому что это всегда вызывало воспоминания и чертову боль. Душевную боль, которую я так сильно ненавидела. А здесь все напоминало о прошлом, а еще были люди, которые никогда меня не понимали, даже спустя время, потому что я для них все еще маленькая и глупая девчонка, не знающая, чего хочу от жизни. Но если раньше я все принимала в штыки и лила горькие слезы, то теперь лишь ехидно улыбалась и говорила всегда то, что думаю. А за словом в карман мне никогда не приходилось лезть, и я выплескивала все, порой обижая своих близких. Только и об этом уже не жалела, не знала, что это такое, - жалость.
От вокзала до дома мы добрались за двенадцать минут, и теперь стояли около ворот, собираясь обрадовать родителей своим приездом. Евик весело напевала какую-то детскую песенку, а я выдохнула и, снова надев на лицо маску, решилась зайти во двор, да только калитка не поддалась моему напору, и я поняла, что встречать нас никто не выйдет. Никого нет дома.
- Мамуля, что там? Бабушка еще не вышла?
- Да по ходу и не выйдет.
Я громко выдохнула, раздумывая, что же теперь делать и как попасть хотя бы во двор? Перелезать через ворота было не вариантом – слишком высоко, да и ногу поставить некуда, а так бы я могла, несмотря на платье и каблук. Сидеть в ожидании под забором – легко, но только не с Евой, а таскаться по городу с чемоданом было не совсем приятно. Мы просто стояли, взявшись за руки и молча смотрели на ворота, которые даже и не думали открываться. Неудивительно, они же ворота. Сами не откроются, разве только каким-то чудесным образом.
- Значит, закрыто, - констатировала моя грамотная дочь, и, усевшись на бордюр, локтями уперлась в коленки, - Значит, не ждали.
- Это с чего вдруг нас не ждали, доня? Просто бабушка с дедушкой на работе, а мы же им не сообщили о своем приезде, вот и закрыто.
- А бабушка Зина тогда где?
- А твоя прабабушка, милая, наверняка у сестричек своих. Так что, не вешай нос и вставай с холодного бордюра.
- Мы будем здесь стоять до вечера?
В глазах Евы было столько горечи и обиды, что я поняла: нужно что-то делать. Моя дочь хотела в парк? Она будет в парке, а стоять здесь и выжидать приезда родителей мы не станем, тем более вон паренек мимо идет.
- Молодой человек, не поможете?
- Без проблем. Что требуется?
- Чемодан через ворота перекинуть.
- Прямо перекинуть? – вылупив на меня глаза, поинтересовался парень, и вид у него был, словно я попросила спрыгнуть с девятого этажа.
- Нет, можешь криво перекинуть. Милый, ну не проносить же сквозь ворота.
- Ладно, - он неуверенно посмотрел на меня, но все же взял чемодан и действительно перекинул его через ворота, как я того и просила. – Простите.
- Ты о чем? Все отлично. Благодарю, - парень растерянно кивнул и поспешил убраться, явно считая меня ненормальной.