— Что с тобой, Ксюшенька, чего ты убиваешься?.. Глянь, на лице-то кровинки нет, краше в гроб кладут…
— Я, няня, ничего. Так, неможется…
— Да что болит-то, родная, скажи ты мне…
— Я и сама не знаю, няня…
— Как не знаешь, чай, ведаешь, где боль-то чувствуется…
— Да нигде у меня, няня, не болит.
— Оказия! С чего же это ты охаешь да кручинишься?
— Скучно мне, няня, скучно…
— Скучно… — протянула старуха. — Как это скучно? Всю жизнь прожила, скуки не ведала.
— Места не найду себе нигде, няня. Кажись бы, ушла куда-нибудь отсюда за тридевять земель в тридесятое царство… Убежала бы…
— Окстись, родная, куда же тебе бежать из дома родительского! Срам класть на свою девичью голову… Что ты, что ты, Ксюшенька! Смущает тебя он…
— Кто — он? — встрепенулась девушка и бросила на свою няньку тревожный взгляд.
— Известно кто! Враг человеческий…
— А-а… — облегченно вздохнула Ксения Яковлевна.
— Погодь, родная, недолго… — заговорила снова Антиповна, присаживаясь рядом. — Явится добрый молодец, из себя красавец писаный, поведет мою Ксюшеньку под святой венец и умчит в Москву дальнюю, что стоит под грозными очами царевыми, и станет моя Ксюшенька боярыней…
— Не бывать тому, нянюшка… — вдруг резко оборвала Ксения Яковлевна.
Старуха даже опешила.
— Как не бывать, родная! Не вековухой же тебе оставаться, такой красавице… — начала она снова, придя в себя от неожиданности. — Самой тебе, чай, ведомо, что в Москве о тебе боярское сердце кручинится. Может, и скука-то твоя перед радостью. В дороге, может, твой суженый…
— Нет у меня суженого!.. — с грустной улыбкой снова перебила ее девушка.
— Как нет! А посол-то царский, что летось приезжал с грамотой? Тогда еще Семен Аникич говорил, как ты ему со взгляду и полюбилася, только и речи у него было, что о тебе, после того как увидел тебя при встрече… И теперь переписывается с Семеном Иоаникиевичем грамотами, все об тебе справляется… Видела я его тогда, из себя молодец, красивый, высокий, лицо бело-румяное, бородка пушистая, светло-русая, глаза голубые, ясные… Болтала и ты тогда, что он тебе по нраву пришелся… Он — твой суженый…
Девушка молчала. Чуть заметная печальная улыбка продолжала мелькать на ее побледневших губах.
Старуха между тем продолжала: