Домаша притворилась, что не заметила приближения Якова.
— Домаша, а Домаша! — окликнул ее парень, подойдя к ней сзади.
— А, это ты! — с деланым равнодушием обернулась к нему девушка.
Яшка хотел обнять ее.
— Не замай, — ударила она его по руке. — Чего лезешь с лапами?.. Облапливай московских баб и девок…
— Уж знаешь, — усмехнулся он. — И глупа же ты, Домаша, не своя в том у меня воля.
Девушка не дала ему докончить начатую фразу:
— Не глупее тебя. Знаем вашего брата, насквозь видим… Разводи бобы, а мы послушаем.
Она задорно снизу вверх посмотрела на него. Он продолжал хитро улыбаться.
— Что знаешь, что видишь? Известно, по неволе еду в такую даль, Семен Аникич посылает с грамотою к боярину Обноскову.
— Знаем это, знаем…
— И посмотришь, все-то вы в рукодельной знаете… Дивное дело!
— Что же тут дивного? Не за замком сидим…
— Это-то так, да больно скоро уж… Не успел я с Семен Аникичем с глазу на глаз переговорить, все уж известно.
— Сам виноват, болтать ведь сейчас пустился, гонцом-то в Москву еду, знай наших.
Домаша произнесла это, передразнивая самого Якова, с нескрываемой иронией…
— Сказал действительно, а не хвастал. Да и чего хвастать? Не радость тоже мне гонцом ехать-то…
— Толкуй там!
— Вестимо, обвык я тут, легко ли уезжать в сторону чужедальнюю, с милой расставаться…
Яшка глубоко вздохнул.
— Вот оно что! — с хохотом воскликнула Домаша. — Ты уж и милой обзавелся… Кто же эта краля такая счастливая, парня такого ахового захороводила, хоть бы глазком посмотреть на такую, а не то чтобы…
Девушка не окончила и еще пуще захохотала.