— Да, молодой, бедою… Племянница у меня есть, девка на возрасте. Может, видал ее?
— Видал, видал, — торопливо, дрогнувшим голосом произнес Ермак. — Что с ней, с Ксенией Яковлевной, приключилось?
— Да и сам я хорошо, молодец, этого не ведаю… Недужится девке, да и на тебе!
— Недужится? — снова повторил Ермак Тимофеевич.
— Да… Вот уже недели с две как бьется с ней нянька ее, Антиповна, старуха умная, преданная, всем, чем ни на есть пользует… Не действует. Краска с лица, почитай, сошла, с тела спала, тает девка на глазах и на поди…
— С чего бы это? — участливо спросил Ермак.
Его побледневшее лицо выдавало волнение, которое он старался всеми силами скрыть. И он достиг этого.
— И сами ума не приложим… Антиповна, кажись, до правды додумалась. Замуж пора ей…
— Вот оно что…
— Тут-то и закавыка, — продолжал Строганов. — В глуши живем, какие тут женихи… Вот и отписываю в Москву…
Старик жестом руки указал на написанную им грамотку.
— В Москву?
— Да, к боярину Обноскову…
И Семен Иоаникиевич вдался в подробности. Он рассказал Ермаку Тимофеевичу уже известное читателям: о приезде Степана Обноскова с царской грамотой, о впечатлении, произведенном на него Ксенией Яковлевной, о дозволенном сватовстве и пересылке грамотками.
Он не заметил, что каждое слово его точно ножом ударяет по сердцу его слушателя. Да и мог ли он представить себе это?
Ермак Тимофеевич сидел ни жив ни мертв, хотя всеми силами старался казаться равнодушным.
— Да до Москвы-то не близкий свет. Гонца сегодня пошлю, а когда он доедет и благополучно ли, когда ответ привезет, когда сам нареченный жених пожалует, много воды утечет, а девка не по дням, а по часам тает… Вот она беда-то какая. Посетил Господь… — закончил свой рассказ Семен Иоаникиевич.
Ермак Тимофеевич молчал.
— А ты ко мне, добрый молодец, с радостью или тоже с бедой? — спросил его Семен Иоаникиевич.
— Моя беда, Семен Аникич, полбеды, — отвечал Ермак. — Речь моя о ней и подождать может, а вот надо раскинуть умом, как помочь девушке-то…
— Как тут поможешь? Антиповна бает, что не к смерти, не умрет до замужества… Травкой ее хотели попоить, кровь, бает, жидит она, от густой крови, вишь, девка туманится… Антиповне и книги в руки, старуха дотошная.
— А знаешь, купец, пословицу: ум хорошо, а два лучше?..