Скэммелл посмотрел на Смолевку.
— Мы должны соединиться как муж и жена, мисс Слайт. Счастливый день, правда и ещё раз правда.
— Аминь, — сказал Эбенизер.
Скэммелл посмотрел на него.
— Мы будем братьями, Эбенизер, в семье, как в Боге.
— Хвала Ему.
Она чувствовала, чувствовала, но не смела признаться в этом. Страх сжигал её, слезы кололи глаза, но она не могла плакать перед ними. Отец улыбался ей, но не от любви, а как враг, смотрящий на унижение своего противника.
— Брат Херви будет оглашать о бракосочетании, начиная с шаббата.
Она кивнула, бесправная, чтобы сопротивляться. Через месяц её выдадут замуж. Она вечно будет Доркас. Доркас Слайт станет Доркас Скэммелл и никогда не будет Смолевкой.
— Аминь, аминь, — сказал Сэмюэл Скэммелл, — счастливый день!
— Ты должна быть счастлива, — перед завтраком заявила Хозяйка Смолевке. Слова прозвучали как приказ.
— Я так счастлива за вас, — мрачно сказала Чэрити, страстно желая выйти замуж.
— Восхваляй, Доркас, — сказала Мертл, коровница, и, возможно, Мертл была единственным счастливым человеком в Уирлатонн Холле, поскольку была слабоумной.
— Ты достойна своего суженого, — сказал Эбенизер, его тёмные глаза были непроницаемы.
Она понимала, что не имела права быть несчастной. Она всегда знала, что она крепостная, которой распоряжаются, как желает отец. Это были отношения отцов и дочерей, и она не ждала ничего другого. Но даже в самом мрачном настроении она не мечтала о брате Сэмюэле Скэммелле.
После утренней молитвы, когда она повернулась к двери, чтобы пройти в сыроварню, отец остановил её.
— Дочь.
— Папа.
— Ты теперь помолвлена.
— Да, папа.
Он стоял, большой и властный, возле аналоя, Скэммелл в нескольких шагах позади. Свет от лестничного окна косо падал на темное и массивное лицо Мэтью Слайта.
— Тебе больше не надо работать на сыроварне. Ты должна готовиться к свадьбе.