Мэг стушевалась. Все произошло так внезапно, что ее нельзя за это винить.
— Нет, я…
— Лучше не смей мне перечить, деточка! Потому что я не потерплю таких намеков от какой-то девчонки в футболочке, которая даже личико свое чумазое утереть не может! Поняла?
— Да, мэм.
Рут отошла на шаг.
Похоже, эта тирада немного остудила ее пыл. Она вздохнула.
— Мои мальчики все сделают, — сказала она. — Да, мальчики?
Я кивнул. В тот момент у меня и в мыслях не было что-нибудь сказать. Никто не проронил и слова. Рут была столь властной, холодной и справедливой, что я даже испытал какой-то благоговейный трепет.
Она погладила Рупора по голове.
Я посмотрел на Мэг. Она возвращалась в дом, опустив голову, и терла лицо, пытаясь найти пятнышко грязи, к которому придралась Рут.
Рут положила руку мне на плечо и повернулась к вязам позади. Я ощутил ее запах — мыло, керосин, сигареты и свежий воздух.
— Мои мальчики все сделают, — сказала она. И голос ее снова был очень-очень ласковым.
К часу дня мы сожгли все гнезда во дворе Чандлеров, и Рут оказалась права — птицы закатили пир на весь мир.
От меня несло керосином.
Я проголодался и готов был убить за пару «Белых Замков». Подумал и решил остановиться на болонском сэндвиче.
Пошел домой.
Умылся на кухне и сделал сэндвич.
В гостиной мама гладила и подпевала песенке из «Музыканта», на которого они с отцом ездили в Нью-Йорк в прошлом году, как раз перед тем, как у них разгорелся скандал из-за, как я полагаю, папиной последней интрижки. Ему частенько выпадал случай завести роман на стороне, и он никогда не отказывался. Он владел долей в ресторане «Орлиное гнездо», и там постоянно кого-нибудь цеплял.
Но, наверное, в тот момент мать обо всем позабыла и помнила лишь тот славный денек с «профессором» Гарольдом Хиллом и его компанией.
Я этого «Музыканта» терпеть не мог.
Я заперся в комнате и полистал зачитанные до дыр номера «Макабра» и «Нарочно не придумаешь», но, ничем не заинтересовавшись, снова решил пойти погулять.
Мэг выбивала коврики на заднем крыльце дома Чандлеров. Заметив меня, поманила рукой.