Вдруг захотелось что-нибудь сломать.
Разнести этот домишко в клочья.
Теперь я прекрасно понял, каково было пацанам до меня. Почему они так злились, и злились на Мэг — потому что чувство было такое, будто она виновата, что это именно она нас сюда притащила, наобещала с три короба и оставила с носом. Пусть я знал, что это глупо и бессмысленно, но ощущения были те же самые.
Сука, думал я.
И тогда я почувствовал вину. Потому что это было личным.
Это все о Мэг.
Тут мне стало нехорошо.
Я не собирался участвовать в этом безумии. Эта идея с самого начала была полным дерьмом.
Точно как сказал Эдди.
Вдруг причина всего этого переплелась с Мэг и с девушками и женщинами в целом, даже каким-то образом с мамой и Рут.
Все это было для меня слишком, так что я решил не зацикливаться.
Остались лишь уныние и тупая боль.
— Пойдем, — сказал я Кенни. Он все не отрывал глаз от дома, словно никак не мог поверить, словно ждал, что свет снова загорится. Но он тоже знал. Он посмотрел на меня, и я видел: он знает.
Мы все знали.
Мы строем двинулись к палатке. Молча.
Наконец, Уилли-младший разорвал тишину.
Он сказал:
— Может, возьмем ее в Игру?
Мы задумались.
Ночь пошла на убыль.
Я был во дворе — пытался завести здоровенную газонокосилку; моя футболка насквозь пропиталась потом, потому что завести эту дрянь было не легче, чем моторную лодку. И тут я услышал крик — Рут орала как бешеная, чего я от нее никогда не слышал.
— Господи Иисусе!