— Боже. А ходить-то она будет?
— Она ходит.
— Я имею в виду — по-нормальному.
— Не знаю.
Мы допили колу и уже почти добрались до вершины холма. Самое время было ретироваться. Или так, или терпеть Эдди.
— Они оба умерли, — сказал он.
Вот оно как.
Я понял, о ком он, конечно же, но какое-то мгновение не мог этого осознать. Не сразу. Осознать такое слишком тяжело.
Родители не умирают. Только не на моей улице. И, конечно же, не в автокатастрофах. Такое происходит где угодно, но только не на Лорел-авеню. В книгах и фильмах. О таком рассказывают у Уолтера Кронкайта.
Лорел-авеню заканчивалась тупиком. Тут все ходили прямо посреди дороги.
Я знал, что он не лжет, но переварить такое было непросто.
Мы просто шли рядом, и я не сказал ни слова, только смотрел на него, но на самом деле его не видел.
Я видел Мэг.
Это было ни на что не похоже.
Видимо, именно тогда Мэг обрела в моих глазах некое особое очарование.
Неожиданно причиной этого стали не ее красота, не грация, с которой скакала она через речку, а то, что она показалась мне почти нереальной. Непохожей ни на кого из тех, кого я когда-нибудь, где-нибудь видел, кроме как в книгах или кино.
Я представил ее там, на Скале, и теперь только увидел в ней настоящее мужество. Увидел ужас. Страдание, отчаяние, борьбу за жизнь.
Трагедию.
И все это — в одно мгновение.
Наверное, я разинул рот, и Донни решил, будто я не понимаю, о ком речь.
— Родичи Мэг, дурень. Оба. Мама говорит, померли сразу. Не поняли даже, кто их ударил. — Он фыркнул. — А ударил их «крайслер».
Его дурные манеры привели меня в чувство.