- Мне нравится моя прическа, – выразила свое мнение я и взялась за вилку.
- А мне – нет. Завтра же поедем в салон, – настаивал на своем мужчина, с упоением наблюдая за моей реакцией.
- Ты всегда диктовал мне, что делать?
- Скажу одно – ты всегда меня слушалась.
- Ладно, не спорю, возможно, так и было, но…
- Не возможно, Катя, а так и было.
- Хорошо, так и было. Видишь, согласилась, потому как я не помню. Но теперь мне это не нравится, я не xочу, чтoбы ты говоpил мне, что надевать, как сидеть, что есть, что говоpить. Я хочу сaма рeшать.
- Дo тех пор, покa ты живешь в моем доме, я буду решать, что тебе делать.
- А я думала, что это наш дом, раз мы живем вместе. Отлично, – я швырнула свою вилку в тарелку с нетронутым ужином и, встав, быстро направилась в сторону лестницы, но, не успев дойти до нее, была прижата к стене.
- А вот характер, девочка моя, показывать мне не нужно. Я никогда не терпел твои выбрыки, и сейчас не стану, – прошипел он мне в лицо и рванул спортивную кофту за молнию. Его взору предстала моя грудь в лифчике, и он с рыком набросился на губы, и все, что у меня получилось – это всхлипнуть.
Владимир с остервенением сжимал мои губы в поцелуе, терзая их, кусая, причиняя боль, и ни капельки нежности не проскакивало в так называемой его ласке. Одной рукой он крепко зафиксировал мои кисти, придавив их к стене, вторая рука не менее крепко держала лицо, а бедра придавили ноги, ограничивая меня в движениях.
Через некоторое время он оторвал свою руку от моего лица и принялся ласкать тело, опускаясь по шее ниже, к груди. И дойдя до нужной цели, он слишком сильно сжал мою грудь, причиняя боль, оставляя свои следы, помечая, ставя клеймо.
Дальше я только чувствовала боль. Чувствовала, как он сдирает с меня штаны и проталкивается вглубь, жесткие толчки, и жгучая боль, пронзающая, заставляющая сжиматься и чувствовать себя униженной. И, скорее всего, это было то, чего так хотел он, но я не готова была сдаваться.
Проснулась я, когда за окнами было уже темно, и, слегка поежившись от боли, я открыла глаза, приподняв голову. В спальне было темно, ничего не выдавало намека на свет, и, по-моему, никого кроме меня больше не было. Я, не спеша, опустила ноги на пол и, оттолкнувшись, поднялась с постели и пошла, аккуратно нащупывая свой путь к двери. Когда я, наконец-то, оказалась в коридоре, прислушалась и услышала, что Вова разговаривает по телефону. Я направилась, как предполагала, в сторону его кабинета. Когда я дошла до двери, уже было совсем тихо, и я неуверенно постучала и приоткрыла ее, заглядывая внутрь. Мужчина сидел за столом, листая какой-то журнал и хмуря брови, но, приметив меня, отвлекся.
- Ты зачем поднялась? – его голос был по-прежнему раздраженным, он направился ко мне и, подойдя впритык, пальцами убрал волосы с моей щеки.
- Мне надоело лежать, и я подумала, может быть, ты расскажешь мне обо мне, – прохрипела я, на что Вова тяжело вздохнул.
- Ладно, но только в спальне, нечего тебе перенапрягаться, – я ухмыльнулась, подумав о недавно произошедшем возле лестницы. Как брать меня, так можно перенапрягаться. Но мысли свои я так и оставила при себе, боясь задеть его, и не услышать рассказа о себе.
Мы удобно расположились в кровати. Вова усадил меня к себе под бок, при этом положив под мою правую ногу подушку и, приобняв, начал рассказ:
- Мы познакомились в супермаркете, это был канун Нового года, ты тогда тащила кучу сумок с продуктами, а я решил тебе помочь. Ты согласилась, мы разговорились. Я тогда задал тебе вопрос, с кем будешь отмечать, а ты сказала, что одна. Я еще удивился, зачем такой маленькой хрупкой девушке столько еды. А ты сказала, чтобы не чувствовать себя одиноко, потому как, когда родители были живы, мама много готовила, и теперь ты накупила это все для создания видимости большой семьи.
- У меня нет родителей, – я с огорчением заглянула ему в глаза.
- Нет, дорогая. И даже нет ни одной фотографии, чтобы показать их тебе. Когда я предложил тебе переехать ко мне, ты решила продать свою квартиру, велев, чтобы все твои вещи вывезли на свалку, – я всхлипнула от чудовищности ситуации и прикрыла рот ладошкой, чтобы не разрыдаться. – Я отговаривал тебя, но ты сказала, что не хочешь, чтобы тебя связывало прошлое с настоящим.
- Господи, – прошептала едва слышно. – Какая же я дура.