Ретт Батлер большую часть времени молчал, а если и говорил, то вполголоса или даже шепотом, в основном беседуя о чем-то с Кэт, сидевшей рядом с ним.
Элла, Сюсси, Марта и особенно Джейн, семилетняя дочь Уилла, во все глаза смотрели на темноволосую и зеленоглазую незнакомку, которая вовсе не терялась в чуждой ей обстановке и спокойно встречалась взглядом с каждой из них, чтобы через несколько секунд перевести взгляд на Ретта.
Скарлетт принялась расспрашивать Уилла о состоянии дел в Таре, о том, сколько акров удалось еще вспахать и засеять из находившихся под парами. Ее удивляло падение цен на хлопок и кукурузу.
— Раньше здесь самая большая плантация была у Тарлтонов, — вспомнила она.
— Сейчас нет смысла вспоминать о том, какие у кого были плантации, Скарлетт, — сказал Уилл Бентин. — Самая большая ферма в округе сейчас у этих негров Бетчеллов, что купили усадьбу и дом Калвертов. Их там человек пятнадцать поселилось, если не больше. Так вот они почти всю бывшую плантацию и обрабатывают, а это, почитай, акров триста пятьдесят будет. Выращивают, конечно, один хлопок. У них весь урожай на корню агенты-янки скупают. А уж после них мы с Уэйдом будем да с нашими работниками. У нас, конечно, девять семей арендаторов, так что те сто двадцать акров, которые они обрабатывают, полностью нашими считать нельзя. И все-таки почти вся земля, что ваш батюшка когда-то скупил, обрабатывается. А Тарлтоны что? Они, конечно, тоже издольщиков держат и работников к себе пустили. Но все равно не то. Едва ли половину того обрабатывают, что раньше было. Но у миссис Тарлтон зато конный завод процветает. Оно, может быть, и разумно по нынешним временам. К ней за лошадями отовсюду приезжают: из Атланты, из Чарлстона, Мемфиса, даже из Филадельфии.
— А что о Фонтейнах слышно? — спросила Скарлетт.
— Фонтейнов осталось только Алекс со своей Салли, да детишек у них трое уже. Тони, говорят, все в Техасе. Скот там перегоняет. Отчаянный, конечно.
Скарлетт вспомнила Тони с его серебряным седлом, с его револьверами за поясом, в широкополой шляпе, в сапожках на высоких каблуках. В последний раз он навещал ее в Атланте.
— Все Фонтейны были отчаянными. Что ж, округу нашу не один он покинул.
— Понятно. Изменилось тут многое, и не всем это нравится.
— Уж это верно, — заговорила Сьюлин. — Кто бы раньше мог подумать, что самая большая ферма в округе будет у негров. Соседи-фермеры на них посматривают косо. В прошлом году у них несколько тюков хлопка сгорело. Раньше такого не случалось, разве что в войну только.
Скарлетт тоже заговорила о Таре. По ее мнению следовало бы нанять побольше работников, а не пускать издольщиков. Рабочих рук всегда должно хватать, ведь не всем неграм нравится брать на себя ответственность за будущий урожай, за его продажу. Все вернулось к довоенным временам, янки ничего не смогли поделать с Югом — тут Сьюлин поддержала ее, заявив, что она всегда была уверена в крахе Реконструкции.
Уэйд в отличие от Уилла, помнившего как когда-то, полтора десятка лет назад именно Скарлетт вдохнула жизнь в Тару, относился к поверхностным, по его мнению, замечаниям матери менее терпимо. Его просто коробила та самоуверенность и легкость, с которыми она походя расправлялась со всеми проблемами Тары, Джорджии и всего Юга.
Но он уже привык сдерживать себя, не давая выхода своему гневу или раздражению. Всегда ровный, не проявляющий внешних признаков агрессии, Уэйд мог показаться человеку, мало знающему его, покладистым и даже слабовольным. Однако в действительности все было не так. Стоило повнимательнее присмотреться к этому парню, и за мягкой, застенчивой даже улыбкой проглядывали недюжинная воля и несокрушимое упорство. Уэйд был бесконечно терпелив, он мало чего боялся в этой жизни — может быть, потому, что смутно помнил о многих страхах своего детства и чисто неосознанно научился презирать все страхи.
Скарлетт не знала такого Уэйда, поэтому ее очень удивило, когда он достаточно дипломатично, но вполне ясно выразил свое отношение к ее критике ведения хозяйства во всем округе Клейтон:
— Ма, тебе, очевидно, не мешало бы посмотреть в таком случае, как идут дела во всей Джорджии. А если и этого недостаточно, то и в Миссисипи, например, или в Каролине.
— И что бы я там увидела? — зеленые глаза Скарлетт стали загораться тем огнем, который кое-кто называл свечением глаз дикой кошки.
— То же, что и здесь, — очень спокойно ответил Уэйд. — А может, еще и похуже. Ведь кое-кто в Каролине до сих пор еще пытается выращивать рис на полях, когда-то затопленных соленой водой. А у нас самой большой глупостью можно считать ставку на возделывание одного только хлопка.
— Выращивание хлопка ты считаешь глупостью? — Скарлетт настолько повысила голос, что все остальные, даже девочки, замолчали.
— При тех условиях, в которых это делается, и при существующей цене на него — да, — Уэйд в упор посмотрел на мать, и Скарлетт с непонятной досадой отметила, что взгляд его абсолютно не похож на взгляд того маленького существа, которое почти всегда начинало икать от страха. В этом взгляде не было вызова, просто спокойная уверенность в своей правоте. И Скарлетт почему-то — она и сама не могла дать себе отчет в этом — не выдержала, перестала смотреть в глаза сыну.
— Извини, Уэйд, что вмешиваюсь, позже я просто могу забыть спросить тебя — как твои успехи в охоте? — голос Ретта Батлера звучал мягко и дружелюбно.
— Ну, сейчас охота совсем никакая, — пожал плечами Уэйд. — Хотя дичи, конечно, много.