И если раньше голодранцы Слэттери, как рассказывала Сьюлин, молча ненавидели своих соседей, то теперь О’Фланаганы, все семеро мужчин во главе с папашей, выражали свое недовольство весьма агрессивно.
Вот и сейчас Уэйд мог быть уверен в том, что Тим О’Фланаган, используя какой-то мелочный повод, нарывается на ссору. Так оно и оказалось.
— Черт подери, мистер Гамильтон, — это обращение, очевидно, следовало считать приветствием. — Распустили вы вконец своих негров.
Все ясно, опять речь пойдет о Джоне Уорше, который обрабатывал несколько акров как раз по соседству с участком О’Фланаганов. Уорш был смирным, пожилым негром, очень старательным и трудолюбивым. Жил он в таком же домике, как и остальные семьи издольщиков, но содержал свое жилище в образцовом порядке. Да и участок у него выглядел не в пример другим получше. Он не только прислушивался к советам соседей-фермеров, но и сам при случае мог подсказать много ценного. Раньше Уорш работал на хлопковых плантациях в Миссисипи. После войны переселился сюда, в Джорджию. Этот негр являл собой образчик долготерпения, но долготерпения не пассивного — в нем чувствовался вызов судьбе. Что-то стояло за ним, его прошлое, оно делало глаза Уорша совсем уж чернильно-печальными, еще более печальными, чем вообще свойственно их расе. И эта печаль, казалось, заставляла Уорша вечно двигаться — не суетливо, не бестолково, как бывает, когда человека понуждает к движению злость, или растерянность, или кратковременное отчаяние. Он действовал даже не как заведенный механизм — что-то во всем облике Уорша заставляло вспомнить природу с ее безостановочно текущими реками, с ее неотвратимо чередующимися закатами и рассветами.
Добро бы уж Фланаганы взъелись на Сэма Гранта, тот давал предостаточно поводов. Но Уорш находился по соседству, его участок от надела ирландцев отделяла только полоска земли, поросшая кустарником.
— В чем дело, Тим? — Уэйд с удовольствием сгреб бы сейчас этого коротышку в охапку, отнес бы туда, откуда тот начал движение — то есть, к полоске диких апельсиновых деревьев — зашвырнул бы его в повозку и хлестнул дремавшего мула вожжами.
«Хорошо еще, что я всего лишь на четверть ирландец, — подумал Уэйд. — Наверное, непросто быть ирландцем на сто процентов — того и гляди тебя разорвет изнутри.» Эта мысль пришла к Уэйду следом за нарисованной в воображении картины удаления маленького вонючего ирландца с хлопкового поля.
— В чем дело, Тим? — спросил он уже спокойнее, чувствуя, что даже получает удовлетворение, глядя в пылающее раздражением и злобой лицо, в бешеные серо-желтые глаза О’Фланагана.
— А дело в том, что этот черномазый заразил весь наш участок долгоносиками! — выпалил Тим.
— Как же так? Каким образом? — Уэйд настолько удивился, что даже перестал наслаждаться созерцанием чисто ирландской ярости.
— Они от него все перебежали к нам!
— Зачем им бегать? Почему к вам?
И тут слово по слову выяснилась вещь, в которую Уэйд отказался поверить — О’Фланаган обвинял Уорша в том, что тот обработал химикатами свой хлопчатник, оберегая его от злейшего врага — жука-долгоносика. А скандальные ирландцы не признавали ни ядохимикатов, ни удобрений, которые были необходимы истощенной земле.
— Погоди-ка, ты что же, будешь указывать Уоршу, как ему выращивать хлопок? — прищурившись, спросил Уэйд.
— Я ему не указываю, как ему выращивать его поганый хлопок, я ему указываю его место, — тонкие губы ирландца образовали неровную линию, открыв гниловатые кривые зубы, отчего рот его стал похожим на крысиную пасть.
— Ах, вот оно что. Тогда слушай, что я тебе скажу, Тим. Самое лучшее, что ты, а также твои братья и сестры можете сделать, так это податься куда-нибудь в город и устроиться швейцарами, официантами, рассыльными, на худой конец парикмахерами. А на земле надо работать. Хлопок у Уорша вовсе не поганый, это вы целой оравой не можете справиться с клочком, где одному человеку и одному мулу только впору и развернуться.
— Значит, выходит, это мы во всем виноваты? — Тим О’Фланаган был явно обескуражен, он спросил совсем не то, о чем хотел еще спросить. Просто задира не ожидал подобного отпора от молодого парня, которого многие соседи — особенно новые, пришлые — считали чуть ли не работником у своего одноногого родственника.
— Выходит, черномазым все можно? — постарался спасти свое реноме Тим О’Фланаган.
— Ничего им нельзя, кроме как работать и пользоваться плодами своего труда. А уж этого ты им, наверное, не запретишь, Тим. Голосовать, положим, они в этом году и сами не пойдут, побоятся, а вот работать перестать они не могут.
О’Фланаган молча повернулся и пошел, а Уэйд мог расслышать, как он пробормотал: «Проклятый негритянский защитник». Оставалось только пожать плечами. Конечно, ходили всякие слухи, что к пожару на складе хлопка у Бетчеллов приложил руку кто-то из Фланаганов. Но это слухи, не больше. Разумеется, эти вечно полупьяные ирландцы на многое способны, поэтому на них и указывают пальцами в первую очередь, когда что-то случится. Джим Каразерс как-то вскользь упомянул об опорожненных ловушках. «Это кое-кто из ваших соседей, я так полагаю,» — совершенно беззлобно заметил тогда Джим. Уэйд не обратил особого внимания как на сам факт воровства из ловушек, так и на замечание Джима. «Последнее это дело, — прибавил тогда Джим, — раньше у нас такого не водилось.»
Понятно, что под пришлыми Каразерс подразумевал не одних только О’Фланаганов. Возможно, Бетчеллы нравились ему еще меньше, не говоря уже о таких, как Сэм Грант. В округе уже несколько семей издольщиков снялись, бросили участки и уехали искать удачу в другом месте. Тетка Сьюлин говорила, что раньше такое было невозможно, даже рабов продавали не дальше своего графства, исключение только составлял их бывший сосед Макинтош.
Все опасения относительно того, что мать будет вмешиваться в ведение хозяйства, быстро рассеялись — дни проходили за днями, а она была занята своими делами, которые, в основном, сводились к визитам. Но визиты нельзя наносить бесконечно долго, тем более, что прежних соседей осталось раз-два и обчелся, к тому же оказалось, что у них сейчас какие-то странные проблемы, очень схожие с теми, которые она наблюдала у обитателей Тары. Не прошло и недели, как Скарлетт, Ретт Батлер и маленькая Кэт укатили. Уилл Бентин как бы между прочим заметил, что достаточно надолго.