То, что я говорил, не имело смысла: уйти ей некуда было сейчас, но я все-таки повторял:
— Уйди, уйди!
Жена съежилась и, растерянно разведя руками, беззвучно подошла к наре и ничком легла на нее, зарывшись лицом в подушки.
Я взял ружье, отошел в другой угол. Потом дрогнула юрта и запахло порохом. А когда разошелся синий дым, я увидал, что жена лежит по-прежнему, не шевелясь, и только левая рука ее неестественно и трогательно скатилась с нары; маленькие ножонки были до ужаса беспомощны.
А на пороге дрожала светлая полоса…
Тогда я уронил ружье и подполз к наре. Ах, как это было страшно! Кто-то сзади подошел ко мне.
Откуда-то доносился глухой гул. Это двигалась на мою юрту лохматая тайга. И слышал я, как трещали сучья и хрипели стволы и страшная корявая масса ползла со всех сторон, чтобы раздавить меня.