Угрозе вняли все. Головы склонились над столами, тихие перешептывания и вовсе стихли, и больше никто не прерывал рассказ Хранительницы.
Я внимательно слушала, не отвлекаясь на рассматривание многовекового дерева. Этим меня заняла Златка уже на следующий день после моего прибытия в этот зачарованный мир. Благо, следующий день был гораздо спокойнее, словно судьба подкинула передышку, дала возможность смириться с неизбежным пребыванием здесь, обдумать разговор с мамой и просто обвыкнуться. За весь день, что провела под сенью листьев этого великана, не встретила ни одного из Покровских, не набила ни одного синяка и не вляпалась ни в одну неприятность. Просто слушала рассказы и сплетни Златки, которыми она охотно делилась. И водила пальцами по шероховатому стволу, гладила листики и никак не могла определить, что же это за растение.
Огромное, необъятное и явно древнее. Глубокие борозды морщин испещрили всю кору этого неведомого мне дерева. Его толстые тяжелые ветви свисали до самой земли, укрывали густой зеленью широких листьев, поросшую травой землю, создавали наполненные прохладой зеленые пещеры, в которых мог бы укрыться даже человек. И судя по примятой местами траве, кто-то пользовался этим укрытием регулярно. Бабушка многому меня научила, я с легкостью различала не только съедобные и несъедобные грибы, но и могла определить, какая трава передо мной, не говоря уже о деревьях, но это… Это было мне незнакомо. Высокое, широкое, кривое, словно два ствола с течением времени переплелись и срослись так плотно, что разделить их было невозможно. В густой листве я рассмотрела старое, теперь уже заброшенное гнездо. С одной стороны, между толстыми ветками кто-то натянул гамак, на который я подозрительно косилась, давя в себе желание забраться в него и покачаться в тени, ни о чем не думая.
А еще Златка заставила меня продраться сквозь ветки, из-за чего на моих руках теперь красовалась мелкая паутинка зарапин, чтобы показать то, что повергло меня в шок. И именно увиденное заставило ловить каждое слово Ядвиги Петровны.
— Многим из вас известно, что наша жизнь не всегда была спокойной, непринужденной и наполненной светом, — вещала Хранительница, заложив руки за спину и дефилируя вдоль наших столов, которых еще вчера не наблюдалось на заднем дворе, — несколько столетий назад, наше существование оказалось под угрозой. Магия оказалась под угрозой исчезновения. Кучка дурней и завистников, которых мирные ведьмы не считали угрозой, сумели посеять в сердцах обычных людей страх перед нашим даром. Люди всегда боялись того, что им неподвластно, неведомо, то, чего нельзя объяснить. Этим и воспользовались те, кто хотел от нас избавиться. Этим страхом, напряжением, которое нужно было периодически сбрасывать народу, а с этой задачей прекрасно справлялись публичные казни, и ошибки. Конечно, глупо было бы скрывать правду и говорить, что среди наших предшественниц не было тех, кто совершал ошибки. Тех, которые поддавшись искушению, использовали свой дар для личной выгоды. Или же во вред другим. Все это привело к тому, что ведьм стали преследовать и уничтожать. Уничтожались ведьмы, знания, и крупицы магии, которая взаимодействовала с одаренными. Нити, которые связывают нас с природой, которые подпитывают нас и позволяют взаимодействовать, влиять на многие процессы, стали истончаться, натягиваться, отдаваясь тревожным звоном в сердцах всех ведьм. Тогда-то, когда мы оказались на грани исчезновения, тринадцать ведьм решились на невероятную доселе жертву. В отчаянии они провели утерянный в летах ритуал, отдали свои жизни, чтобы уберечь своих сестер и прекратить бесконечную травлю. Всплеск, сила которого была просто неслыханной, разорвал два мира, воздвигнув между ними незримую, но нерушимую стену, преодолеть которую может только одаренный человек. Имена ведьм, спасших своих сестер, навсегда остались в памяти благодарных последователей: Мерцана Тихая, Альциона Лунная, Гельхелия Разумная, Ведана Мудрая, Агния Сердцем Горящая, Ольга Ясноликая, Сивилла Светлоокая, Василиса Прекрасная, Эрида Удачливая, Веста Хранящая, Купава Сияющая, Лана Миролюбивая, Мара Спокойная. Тринадцать ведьм обреченных на вечные страдания, не имеющих возможности уйти на покой, охраняющие наш мир от вторжения. В миг, когда были произнесены последние слова ритуала, в землю одновременно ударило тринадцать молний. Тела совсем еще юных, но наполненных храбростью девушек, задеревенели. Руки стали ветвями, ноги, изогнутыми, цепкими корнями ушли глубоко под землю, а дерево с годами разрасталось. Но одно оставалось неизменным, как тогда, так и сейчас — лики Великих Хранительниц проступают на стволе деревьев до сих пор.
Именно его. Этот лик я и увидела вчера, когда продралась сквозь переплетение тонких мелких веточек, усыпанных свежими молодыми листиками. Сначала подумала, что кто-то подурачился, вырезал на стволе… Но когда обвела пальцами шероховатый абрис лица, почувствовала живое тепло под пальцами, естественный рисунок коры, поняла, что жутко хочу выбраться из зеленого плена. Стало не по себе. Златка не понимала моего испуга, а я не спешила им делиться. Соседка хотела меня впечатлить, когда звала на «свидание» с Ясноликой. У нее это получилось. Я была готова увидеть все, что угодно, но не отчаянную женщину, по собственной воле, превратившуюся в дерево.
Меня до сих пор бросало в дрожь от воспоминаний, а пальцы покалывало от того ощущения пульсации под подушечками. Златка так и не поняла, отчего я кувырком вывалилась из плотно сплетенных веток и бросилась подальше от дерева. А я всего лишь испугалась. Да, именно испугалась. И даже сейчас, зная о том, что Ольга Ясноликая по собственной воле отдала свою жизнь, обрекла себя на вечное существование в виде дерева, я испытывала трепет, но замешан он был на ужасе.
— Ведьмы, объединившие свои силы в магический круг, — тем временем Ядвига Петровна размеренно продолжала излагать давнюю историю, которая изменила жизнь многих людей, — хотели лишь защитить себя и других одаренных. Есть предположение, что они не ожидали, что мир разделится на два, отрезая тот, непримиримый, враждебный, от нас. Но магия порой непредсказуема и своенравна. Она нашла наилучший способ обезопасить ведьм.
— Правильно ли я понимаю, что тропой снов может пройти только одаренный? — все же не сдержалась и прервала рассказ Хранительницы, цепко следила за выражением лица, чтобы уловить даже малейшее изменение. С самого начала рассказа о храбрых девушках меня преследовало чувство недосказанности. А вопросы в этом мире копились с геометрической прогрессией, грозясь свести меня с ума, разнести остатки самообладания и трезвость мысли в щепки.
— Правильно, — с самым невозмутимым видом ответила Ядвига Петровна и коротко кивнула, — только те, чья кровь несет дар, могут пройти сквозь защиту по хрупкому мосту, связавшему наши миры. Как и озвучила Милана — тропой снов. Также известной как туманная тропинка и лунная дорога.
— Но ведь я не сама на нее ступила. До недавнего времени я и понятия не имела о ее существовании. Меня проводили. Подтолкнули. Значит ли это, что знающий человек, с даром, естественно, может провести этой дорогой и обычного человека?
— Нет, Милана, — покачала головой ведьма и одарила меня снисходительным взглядом. — Как слепец не различит яркости красок, так и обычный человек никогда не увидит нужной дороги. Обычному человеку не дано увидеть проявления магии. Изредко — лишь ощутить воздействие. Но, даже получив помощь от настоящей ведьмы, они сочтут произошедшее чудом в первую очередь, и только потом — умениями ведьмы.
— А семья? — озадаченно выдохнула я. По разговору с мамой поняла, что она однажды уже бывала здесь, значит, дар, пусть и спящий, неразвитый, имела, но выбрала другую судьбу. Отца своего я никогда не знала. У мамы сохранилась единственная, пожелтевшая от времени фотография, с которой на меня взирал молодой мужчина, а если говорить точнее, то и вовсе паренек, чье лицо помутнело с годами. Он умер, когда я была еще младенцем. Но я была уверена, что не имел никакого отношения к миру волшебства и чудес. А что если бы был жив? Как бы отнесся к моему исчезновению, смог бы принять правду?
— Те, что уходят тропой, почти всегда возвращаются. Тот мир нам чужд. Но случается и любовь. Редко. Бывали случаи, что девушки, побывав здесь, все же возвращались. Или же их просто никто не проводил этой тропой. Они так и остаются в неведении.
Занятно. Я мысленно хмыкнула, отмечая, что наша семья — сплошное исключение. Бабушка из этого мира ушла навсегда, так и не вернувшись (вопрос о причинах так и продолжал сверкать неоновой вывеской в моих мыслях), мама, побывав, ушла. "Не мое это", — твердила она, хотя теперь мне казалось, что могли быть и другие причины. Та же влюбленность. А вот я… Бабушка умерла, но и с того света умудрилась каким-то образом затащить меня на лунную, надеюсь, что не скользкую, дорожку. И если бы ни ее упорство, я бы так и осталась в неведении. Мама бы не стала посвящать меня в подробности. Но рада ли я тому, что случилось? Я и сама ответить себе не могла на этот вопрос. Моя душа словно на две части рвалась. Одна летала, пребывала в эйфории от нахождения здесь, сердце замирало в предвкушении чудес и приключений, а другая стремилась в родной, привычный мир, к маме, к знакомым, к немногочисленным подругам… К привычному укладу, нормальной сантехнике, горячей воде. Но я сидела под открытым небом и слушала Хранительницу.
— Есть еще вопросы? — нас обвели вопрошающим взглядом. Ядвига Петровна совсем не разозлилась из-за прерванного рассказа.
Мне показалось, что моя любознательность пришлась ей даже по вкусу. По крайней мере, я надеялась, что чуть приподнятое в намеке на улыбку уголки губ говорят именно об этом, потому что понимала: в отличие от тех, которые жили и выросли в этом мире, у меня будет возникать масса вопросов, и я хотела бы ответы на них получать, а не отвоевывать и выуживать.
— Итак, — продолжила экскурс в историю директор, — миры разделились. Но это было не единственным изменением, с которым нашим предкам предстояло столкнуться. Быт пришлось налаживать с нуля. В нашем мире уцелели всего десятки домов, остальные либо вовсе исчезли, либо перенеслись с нами частично. Благо, какая-то часть скотины с ними все же осталась, голодать не пришлось. Но это мелочи по сравнению с тем, что стали замечать позже. Совершая ритуал в ведьмовском круге, девушки пропустили через себя и сконцентрировали огромное количество магии, чтобы выбросить во вне, наполнив одним желанием — защитить. И магия разорвала миры, она ушла из того мира и выплеснулась здесь. Ее количество для нашего небольшого мира было таким огромным, что со временем мы стали сталкиваться с чудесными и ужасными созданиями, которые она породила, наполняя все вокруг: воздух, земли, реки, живых существ. Говорят, первых ведьм и ведьмаков магия затопила так, что они без труда выжили и устроились в новом мире. Силы росли, а мир с каждым годом все больше и больше отличался от того, что оказался за гранью. И когда, спустя множество десятилетий, обнаружилась заветная нить, которая каждый месяц связывает два мира, разница между ними была безграничной. Но самое главное — в том мире от магии остались крупицы и воспоминания. Ведьма никогда не сможет дышать полной грудью там, чувствуя зияющую дыру в душе. Те из вас, которые решатся пройти той дорогой, поймут, о чем я говорю, — мне достался прямой, пронизывающий взгляд, от которого хотелось поежиться. — На сегодня достаточно. На следующем занятии поговорим о тех заветах, которые оставили нам предки, о непреложных правилах и о вашей сути.
Вокруг все пришло в движение. Ведьмы-первогодки закрывали свои еще безликие тетради, поправляли темные платья с белыми воротничками и короткими рукавами, и тихо щебеча, нестройным рядом отправились к зданию школы, где вскоре должен был начаться новый урок по травам. Я же задержалась. Подхватила тетрадь, прижала ее к груди, глубоко вдохнула и поспешила к Ядвиге Петровне, которая стояла ко мне спиной. Она вскинула голову, словно пыталась что-то рассмотреть среди сочной, плотно укрывающей ствол дерева, листвы.
— Что ты хотела узнать, Милана?
Замерла, переминаясь с ноги на ногу. И как только догадалась, что это я?
— У тебя очень выразительные глаза, — в голосе Хранительницы звучала усмешка, не злая, понимающая, — спрашивай.