— Дочитаю псалом только…
— Успеешь его дочитать, миленький, — ночь-то долгая еще впереди, иди, скушай.
Посадила его подле себя рядышком…
— Кушай, голубчик, — икорки возьми себе — свежая…
По головке погладит его, умиляется, а самой жарко.
— Божий дар у тебя, Коленька, — голосок небесный.
А и сама все поглаживает, — наливочки налила сладенькой, и у самой глаза сладкие, как блины маслом намаслены.
— За упокой души, Олимпиада Гавриловна.
— И я с тобой помяну его, — царство ему небесное.
Сидит, обнимает его, к грудям прижимает — волнуется.
— Пять лет прожила я с покойником, не дал господь деток мне, — полюбился ты мне, как сыночек родной, Коленька.
Поужинали, — Колька к поставцу образному в гостиную, а она…
— Почитай ты, Коленька, у меня в спальне, — покойник-то мой в спальне молился всегда, так ему радостней будет у себя услышать слово божие, душенька-то его там нынче будет, последний денек со мной будет.
Духота в ней, натоплено, — не то ладаном панихидным, не то духами какими голову закружило Кольке, не то выпотом женским.
Стал он читать — она раздевается, спать ложится, а его так и тянет поглядеть на нее, — не видывал никогда еще естество женское. Лист переворачивать станет — рука затрясется, голос срывается, а все оттого, что натоплено жарко, — рукой со лба пот вытирает.
— Коленька, жарко тебе, — сними курточку…
Сама подошла, — босая, в рубашке одной — помогать ему стала, по голове погладила, по плечикам тонким, обдала теплом жарким, а потом ни с того, ни с сего и поцеловала его.
— Сыночек ты мой маленький!..
Понравилось Кольке, не видал никогда, не целовался еще с женщиной, только слышал про это — солисты друг другу рассказывали, когда спать ложились, — исполатчики вместе с солистами спали и слышали, и Колька слышал про это, про все слышал, и самому захотелось испробовать.
И потянуло его к ней поцелуями, целовать ее стал, а она-то обрадовалась и впилась, присосалась — гладит его, прижимает головой к грудной мякоти — ему и дышать нечем, — к постели его подвела, на кровать села, на колени к себе посадила.
— Коленька, дитеночек ты мой ласковый…
— Олимпиада Гавриловна, я читать буду…