— Сторонится, молчит. Но назван он среди лучших. Никто не скажет, что Домыслав подставил под чужой меч кольчужника и что он подумал: «Назад!», вместо того, чтобы крикнуть: «Вперёд!».
— Глумову не верь!..
И было задумано этим временем, что прекратит Веселинов брать дань с полуденных риксов и отменит им запрет на торг оружием. А чтоб не возгордились риксы, почувствовав силу свою, решено было по градцам их разослать верных посадников с малыми дружинами.
К Сащеке в Мохонь-град послали человека, чтоб сказал ему: «Полуденные вотчины возле тебя. Тебе и стоять над ними, тебе речи риксов слушать и дружины наготове держать, чтобы вовремя послать их на зов посадника».
Старый челядин, тот, что ещё при Келагасте у сарматов пленён был, потом Келагастом же и отпущен за верность, той верности не изменил, по своей воле остался в Веселинове.
Теперь из градчих пришёл старик-сармат и привёл с собой в чертог высокого свея. Сказал:
— К тебе, рикс, вестник.
Молод был этот свей, сухощав, нескладен на вид, лицом бледен. Волосы, как у Сампсы, белы, длинны, а у лба выстрижены коротко, почти под корень.
Не зная, кто из двоих присутствующих Веселинов-князь, заговорил свей, глядя на кольцо-судилище:
— Бьёрн-конунг послал меня сказать, что он в двух днях пути отсюда, что он правит к Каменным Палатам Ёрмунрекка. А пока хочет видеть светлого рикса. И спрашивает Бьёрн: будет ли он по старой памяти принят в Веселинове с конунгами и ладьёй или вёсла ему не сушить и берегов Ствати не тревожить, а вернуться в течение Данпа?
— Тот Бьёрн? — оглянулся на Татя Бож.
— Да, тот, что с Келагастом дружен был и наезжал часто. А Келагаст в Ландии фиорд имел, отдал его Бьёрну. Не хотел ездить — далеко.
Удивился Бож:
— Откуда фиорд?
— Дай вспомнить!.. — пригладил бороду Тать. — Знаю так: рикс Межамир, старший брат Глума-рикса, отца Домыслава, одно время ходил по морю с Харальдом, свойским конунгом. И оба прославились подвигами, и побратались. Но чтобы вернее скрепить побратимство, обменялись князь с конунгом своими жёнами. Межамир отдал Харальду Антустру, а Харальд уступил Межамиру жену Торкатлу. За Торкатлой по законам рода был закреплён одаль с фиордом, который теперь перешёл во владение Межамира. Торкатла родила от князя дочь Свенильду, а у Харальда и Антустры родился Бьёрн. Скоро Свенильда выросла и стала первой женой Келагаста Веселина, стала матерью Любомира. Дальше ещё сложнее. Торкатла родила Добужа-княжича. И родился он в один год с Любомиром. Но в этот же год умер Межамир, и стал риксом Глум, брат его, и Торкатлу взял в жёны. Когда у них родился Домыслав, Глум изгнал пятилетнего Добужа-княжича, помня ненависть свою к брату Межамиру. Тогда Свенильда приняла изгнанного брата в Веселинове и растила его рядом с сыном Любомиром. Свенильда и Торкатла умерли в один год. Фиорд унаследовали княжичи. По старшинству: Любомир, Добуж, потом Домыслав. А Келагаст к тому времени набрал силу и, попирая законы родства и наследия, сказал риксу Глуму: «Фиорд не может принадлежать сразу троим. Это раздор. Потому он будет принадлежать только старшему — Любомиру! Если Любомир умрёт, то фиорд мой!». За эти слова возненавидел Келагаста весь Глумов род. После же смерти сына увидел Келагаст, что не нужен ему фиорд, далеко ездить. И подарил его Бьёрну-свею, и заключил с ним побратимство...
Когда повернулись к Бьёрнову вестнику, то увидели, что тот, усталый, спит, сидя на лаве, свесив голову на грудь.
Усмехнулся Тать:
— Свей молод. Свей не любит слушать скучных родословных. Ему и невдомёк, что, зная прошлое, можно с уверенностью предвидеть грядущее.
Бож тронул свея за плечо, сказал:
— Бьёрну передашь, что встречен он будет и принят, как при Келагасте. А мимо проедет, обиду нанесёт. Ещё скажешь, что Бож-рикс лучшего коня готовит, навстречу конунгу выезжает.
Кивнул свей, надел шлем, поднялся с лавы. Но задержал его Тать, спросил:
— Скажи, долго ли шли к нам?