Услышав про посадника, обиженно зашумели смерды. А некоторые принялись открыто насмехаться над ним да над теми, кто своих дев не уберёг, дочерей и сестёр в тёплую посадника постельку подкладывал, кто с посадником — боровом похотливым, пузом бездонным — по-доброму жил.
— Другого вам пришлю, — обещал Бож. — А Охнатия велю сыскать.
Тут услышали все, обернулись на голос:
— Здесь я! Чего искать!..
Двинулись было новские смерды, но остановились, опасаясь нарочитых. Из-за низкой овчарни, из-под широкой соломенной кровли вышел тот смерд, про которого говорили новские: «Бородища у него густа, черна; да по обыкновению зубы скалит». Ростом он был невысок, но плотен. Мокрый весь стоял. А подол рубахи, рукава и борода уже подмёрзли, отвердели.
Отошёл от овчарни и в сугробе завяз. С запоздалым лаем кинулись к нему выжлецы, но нарочитые отозвали их.
— Кабы не ты, Бож, — сказал Охнатий, — то не найти б меня новским. Умом они не доросли. При тебе же откроюсь: на озере я в проруби сидел, дышал через соломину. Поверь, не найти б меня новским!
На ущербных глядя, ухмыльнулся смерд, показал белые зубы.
— Опять зубы скалит. Пёс! — в негодовании сказал тот, с опухшими кулаками.
— Не замёрз ли в ледяной рубахе? — смеялись кольчужники.
— Лицо красно, выдержу. Жить захочешь, не такое стерпишь!
Бож сказал:
— Вражду вашу, неразумные мужи, я прекращу просто. Чад во градец заберу: старшего Охнатьего сына и сына Уноны-смерда. И далее так будет: кто на ущерб пойдёт, кто на соседа руку поднимет, тот сына своего более не увидит — свеям отдам.
Нечволод-десятник бросил седло на снег, сам сел в него, заломил на затылок бобровую шапку.
Вокруг собрались люди, спросили:
— Что давать?
Пришли нарочитые, сказали:
— Два по ста и два по десять.
— Плугов?
— Десять.
Тогда сказал смердам Нечволод:
— С плуга по два мешка: один — жито, ячмень; другой — жито, овёс. С головы по меху, с трёх овец по овчине. С каждого дыма — две восковые головы, колоду мёда. С женского пальца — локоть полотна. С малого чада по пригоршне: один — ягод, другой — грибов.