— Недосуг нам о том выпытывать! Белых рук не покладаем, за работой песни долгие поем и ткём полота долгие. Лучины тонки, быстро прогорают. Часто меняем их...
Старцы злобно бородами трясли:
— Неразумные вы! И скрытен Тать.
же давно вздыхали ключники, обходя пустые житницы и закрома, не спускались в погреба и ледники, не оглядывались впустую на сушильни. Кухари давно уж выбрали из вёдер мясо; и птицу, и рыбу выбрали, и языки; опустели бочки и кадки, опустели чаны — только источали пряный солёный дух; что ни день несли челядины на столы незатейливую похлёбку... А как подмёрзли размытые непогодой дороги, так повеселели домовитые ключники, выше голову подняли кухари, — ибо настало время полюдья...
Здесь же — и объезд вотчин, и суд. А нарочитым праздник!
Ствати-река скоро покрылась тонким льдом. Уже дважды выпадал снег, но не задерживался: видно, тепла ещё была земля. Но в третий раз повалил густо. Не один день сыпал; влекомый ветром, все углы замёл.
Тать сказался нездоровым. Видели: ссутулился он, то и дело за поясницу брался.
Нарочитые не поверили:
— Тать? Да хвор?
Божу сказал Тать:
— В полюдье один, без меня, езжай. Чадь младшую бери, начинай с окраин. Смерда чересчур не обделяй, знай, что на нём стоишь, на нём свои блага строишь и от него жив. Да знаешь ты, и доброе у тебя сердце. Что понапрасну говорить?
Пятьдесят нарочитых выбрал молодой рикс. Чадь-кольчужники! Старшим Нечволод у них. На месте не стоят, так и рвутся за ворота. Давно опостылели им градцевы стены. Друг друга торопят, коней впрягают в возки.
— Сторонись, югр! — кричат Сампсе, охапки мешков несут.
И мохнатым выжлецам не терпится вырваться в лес, на нетронутый снег, на вольный след зверья. Подвело животы у них — пустые помои лакать. Повизгивают выжлецы, крутятся под ногами.
— Сторонись, югр! Не зацепить бы! — остерегают нарочитые, на колею выводят возки, сбивают в обоз.
— И меня возьми, — просит рикса югр.
Чадь-кольчужники смеются:
— Куда тебе? Что делать умеешь?
— Эй, песнопевец! Простудишь свой голос сладкозвучный и про рикса не сложишь песнь. Да про нас, удалых, не сложишь... Сидел бы уж среди дев гладких!
Но разрешает Бож, коня Сампсе даёт.
— Веселей! Веселей! — подгоняет обозных Нечволод.
Скор десятник. Уже в седле! Ляне Веригиной конём путь загородил, склонился к ней, в лицо заглядывает.