Следом и градчие скинули наземь доспехи, сняли перстатицы.
Собралось вокруг них войско Веселинова. Дышали тяжело, грозно ещё смотрели. Подсчитывали потери.
Тать к Глуму подошёл, склонился над умирающим риксом, шлем свой диковинный сиял. Ничего не сказал. Зато тихо проговорил рикс, все слышали:
— Для сына прошу милосердия...
Кивнул Тать. Сняли шлемы кольчужники и нарочитые, сняли шлемы люди глумовы.
— Кто-то подсек его, — сказали с сочувствием. — Спину надвое!
Вот вытолкнули нарочитые смерда в круг, среди других градчих его нашли. Тот смерд глаза спрятал, голову опустил, на людей озирался затравленно. Тут его и Добуж признал, схватил за плечо.
— Чернь-Верига? — глазами смерда сверлил. — Вот ты где пригрелся, ублюдок!.. Гляди, Тать, это он Любомира убил.
Бледен был, оправдывался смерд:
— Не убивал я Любомира.
— Лживый пёс! — наседал Добуж.
— И теперь никого из твоих не убил, не посмею этого. Щитом только прикрывался, княжич, да мечом для виду размахивал. Чист я!
— Знать бы раньше... — процедил сквозь зубы Домыслив.
— Не убивал? — усмехнулся недобро Добуж. — И верно! Нашли чьи-то кости и кольца измятые. Да не дознаться — чьи. Любомировы? Если ты живой, то — его. Почему же золото на месте оставил? Убил да опомнился, побоялся взять?
— Змей это...
— Не верю я в россказни ведьм ! — перебил Добуж. — Кто этого змея видел? Пусть выйдет хоть один! Кто нам расскажет про змея?..
Все молчали, никто не вышел в круг.
— Нет таких, Верига! Сам видишь.
— Говорят люди...
— Молчи, собака!.. — обозлился княжич. — Для детей и баб те сказки. Им, слабодушным, в страхе жить милее. Но я тебе скажу: нет тварей таких, чтобы из пасти огонь шёл. Не видел их никто и не увидит.
— Любомир, — вставил тихо Верига.
— Что Любомир?