— Отстаньте! Отпустите! — закричала она, дрыгая ногой. Но ее держали крепко.
— Мама! Ай, мама! Мама, папа! — призывно заплакала она. Она попыталась уцепиться за вершину забора, но ее потянули вниз, и она упала.
— Мама, ой, мам… — Она больше не могла кричать. Один из мальчиков сдавил ей горло, раздвигая кудряшки, словно это были перья, а трое других потащили ее за ногу на кухню, где этим утром служанка зарезала курицу, крепко держа ее и с каждой секундой выжимая из нее жизнь.
Маццини сидел в соседском доме, когда ему показалось, что он слышит голос дочери.
— По-моему, она тебя зовет, — сказал он Берте.
Они тревожно прислушались, но больше ничего не было слышно. Они быстро попрощались с соседями, и, пока Берта пошла повесить шляпку, Маццини зашел в патио.
— Бертита!
Никто не ответил.
— Бертита! — повторил он уже высоким, полным отчаяния голосом.
Тишина была настолько гробовой для его безгранично измученной души, что по его спине пробежал холодок ужасного предчувствия.
— Доченька! Доченька!
В отчаянии он бросился к задней двери. Проходя мимо кухни, увидел на полу море крови. Резко толкнул полузакрытую дверь и испустил крик ужаса.
Берта, которая уже бежала на отчаянный крик Маццини, тоже закричала. Но когда бросилась в кухню, Маццини, бледный как смерть, преградил ей путь, не пропуская дальше.
— Не входи туда! Не входи!
Но Берта уже увидела залитый кровью пол. Силы оставили ее. Она издала хриплый крик, всплеснула руками над головой и, бросившись на шею мужу, медленно сползла на пол.
Из сборника «Рассказы о любви, безумии и смерти», 1917
Перевел с испанского Олег Хасанов